Прошло несколько минут, и прошла жизнь.
Надо было идти в метро.
И тут он увидел Нину! Она быстро двигалась навстречу ему и плакала! Смотрела на него во все свои огромные глаза! Она тоже искала его!
Как они кинулись друг к другу!
Он чуть ее не поцеловал, как после долгой разлуки, но тут же крепко взял ее под руку со словами «ну где ты ходишь, ну как так можно, успокойся», и он взял у нее из этой бесчувственной руки ее сумку, как делают все мужья.
Широко известен такой казус, как случай влюбленности в умершего, все эти алтари, воздвигаемые над могилкой, где покоится беззащитный, ничего не могущий возразить человеческий остов, а то и просто горстка пепла: а дух его, всячески преображенный и уже совсем отделенный от нрава, привычек, злорадства и упорного устремления во грех, не туда куда ведут, — этот дух, очищенный, взятый в самый возвышенный и святой миг ухода, в остановленное страшное мгновенье (прекраснейшее мгновение последних лет его жизни) — дух этот берут в свое полное владение желающие, любят его, таскают с собой в виде фотографий, к примеру. В этом смысле кинофильмы с их преображенными, загримированными лицами, нарисованными с помощью мастерски поставленного света и волшебной мглы, это как раз и есть то самое, что теперь будут осуждены носить в себе остающиеся на земле. И пока реальное тело под звуки чего-то заупокойного лежит в гробу и вот-вот будет заколочено гвоздями — вот он, возникает иной образ, светлый, жалкий, прекрасный, трагический — будь человек даже самым последним скандальным алкашом, собиравшим бутылки. Но тут он лег на пьедестал, завален цветами, окружен бывшими друзьями (давно покинувшими его при жизни), и жена и дочь плачут, люди стоят мрачные, виноватые, и в их речах уже звучит покаянное: гений.
Гений, гений, непризнанный гений, оставил, говорят, после себя кучи рукописей, никто их не хотел издавать, теперь надо что-то делать, да, и присутствующие в едином порыве готовы на все.
Лепят ну не кинофильм, но создается пока что радиоспектакль из произнесенных им слов, случаев с ним, его разговоров по телефону, это уже на поминках — и все, готов шедевр.
При жизни этого Миши с ним и по телефону-то говорили кратко, и он сам уже стеснялся звонить, поскольку легко впадал в длинные монологи с леденящими душу подробностями, как бы взывая «слушайте все и запоминайте!» — вот он собирает бутылки, оказалось, что на чужом пастбище, тут все поделено, все сферы влияния, и одной не им найденной бутылкой его угостили по черепу, далее две операции и металлическая пластина за ухом, на месте пролома, затем как результат болезнь Паркинсона с перспективой сами знаете чего (горький смешок), жена ушла с ребенком к матери, а батя вообще не придет на помощь, потому что тоже в беде, ходит за неходячей и невменяемой женой; да!
