Поели. Они выпили всю водку. Я сказала, что в завязке. Поверили?
Потом бугай (Алексей ушел в кусты) спросил меня, с кем я буду спать.
Я ответила:
— С Алексеем, вы что.
Он не стал спорить. Это было законное право друга. Я и ехала с тем и должна была выбрать того.
Совершенно спокойно он ушел в свою кабину вдалеке и угомонился там на верхнем сиденье, хотя время от времени всплескивался как запятая — так ведет себя червь, если поднять над ним камень и взбудоражить его покой.
Алексей вернулся, что-то спросил меня. Я поняла и ответила: «Нет, не могу, извините». Он не стал возражать. Тихий, нормальный, очень усталый (плюс бутылка водки) человек.
Я залезла на верхнюю полку над сиденьем, прикрылась своим свитером. Алексей заснул внизу.
Я еще видела, как в той, другой кабине, ворочается и поднимает маленькую головенку бугай, смотрит. Закат все не уходил, было светло и страшно.
Уже в пять утра Алексей поднялся, спрыгнул на луг, пошел к реке. Я перебралась на свое место внизу.
Я боялась выйти, справедливо подозревая, что меня могут здесь кинуть.
Он вернулся, ни говоря ни слова, и мы поехали.
Он высадил меня где-то уже в городе, я поблагодарила и сошла под дождь, и очутилась в Вильнюсе, в мирном городе в семь утра.
Повторяю, пахло дымом, небо было низкое, стоял легкий туман, из храма звонили. Я шла счастливая, вся дрожа после теплой кабины.
И тут мне и встретилась эта женщина лет пятидесяти, скромно и аккуратно одетая, в платочке.
Я знала, что тут надеяться на гостиницу нечего, и спросила ее — где здесь гостиница. Так голодный нищий спрашивает, а где здесь можно достать хлеба.
Она все сразу сообразила, небогатая женщина в платочке, и на плохом русском языке очень любезно ответила, что в гостиницах сейчас мест нет, а если я хочу, то она отведет меня к себе.
Вот так да! Это небывалый случай даже в гостеприимной России, как где-нибудь в Туле, где можно зимним вечером спросить у двух девочек, кто бы мог мне сдать койку на ночь, и тут же девочки ведут тебя к себе домой и стелят раскладной диван, на котором ты будешь спать рядом с одной из девочек — после тихого ужина, когда за столом соберется вся семья, отец, бабушка, двое деток. А мама их только что умерла, тут, под этой неяркой, экономной лампочкой, среди бедной мебели, и щемит сердце от того, как просто и доверчиво девочки мне отдали половину дивана…
И тут тоже самое, ранним-ранним утром эта литовская женщина в платке приводит тебя в свою квартирку — это половина верхнего этажа, практически чердачное помещение двухэтажного домика.
