— Почему?
— Я откуда знаю, сон. Они обсели ветки старых деревьев. Гадили с них. На рассвете мчались к помойкам. В моем сне за каждым кафе в парке стояли мусорные контейнеры, и за каждым кафе возникали эти пиршества на рассвете. Они приоткрывали крышки и, оглядываясь, погружали туда руки и головы. Облизывали пальцы.
— Обезьяны высшей формации?
— И нет! Не неандертальцы, не питекантропы или троглодиты, не пещерные жители. Хотя вечно молчащие. Только кивают, глазами указывают, тихо шепчут матерные слова на деревьях. Матерятся, это понятно, поскольку мат не язык, а рычание. Я это почему-то во сне знал.
— Только самцы?
— А! Вопрос с самками решен был так — самки поросли тонким, как плюш, мехом, волосы на голове висят космами, все как одна немолодые, побитые (и самцы тоже израненные).
— А что же молодые? А дети где?
— В том и дело, что детей и молодых не было.
— Сон какой-то у вас нелогичный. У племени, если оно разнополое, обязательно родятся и будут расти дети.
— Так слушайте дальше! К зиме они стали умирать, под деревьями валялись скрюченные трупы. Зимой все погибли. Собаки выедали у них лица и все мягкие части…
— Безобразие, а не сон!
— Потом пришла весна, и к маю уже пробежал по улицам первый, потом следующий — все неслись в парк. Обсели с десяток деревьев. Немолодые уже самцы и самки.
— И никогда они не спаривались?
— Никогда, по крайней мере на глазах у публики.
— А на человека они все-таки смахивали?
— Чистая, безволосая часть головы была как у человека: глаза, нос, рот. Однако все грубое, серо-синее, все грязное, побитое, в шишках, ранах и порезах. Там, на деревьях, они дрались, скидывали друг друга.
— Нет, нелогично. Если между ними нормальные отношения типа кто кого, кто сильнее, то полагается, чтобы они производили потомство.
— Они дрались, однако ловкости обезьяньей у них не было. Как-то никто не побеждал, не становился лидером. Лезли наверх тяжело, с содранной кожей, подставляли какие-то ящики.
— А, то есть они были не животные. Знакомы были с использованием приспособлений.
— Да! Неловкие, старые, вонючие, избитые, сидели на толстых ветках, свесив ноги с черными, как подметки, подошвами.
— Ну и зачем это все вы мне рассказываете, сержант?
— Господин полковник! Там были и люди. Прибегали поглазеть подростки, хохотали, кидались в них камнями. Те визжали, рыдали, шарахались и не отвечали. Подростки приходили и пуляли из рогаток, целясь в глаза. Дети приносили игрушечные стрелы и луки, смеялись. Женщин сшибали ночами невидимые охотники, исчезавшие с рассветом. Под деревьями коченели останки.
