Но и читать ведь нельзя будет, смотреть телевизор, любимый поздний канал «Культура», гулять по дорогим сердцу родным местам, нельзя будет ездить в другие города, на природу, писать свои этюды, ходить в театры, музеи… Разве что в консерваторию? И то только с кем-нибудь, кто согласится привести и проводить до дома… А просить неудобно. И билеты тоже кто-то должен ездить покупать, а пенсия будет маленькая. Оооо.
Одинокая Р. была не особенно общительна после некоторых печальных событий своей жизни, которых она попросту стыдилась, тем более что подруги звонили, приезжали, выспрашивали. Вот уж воистину они слетались как мухи на мед на скрытые от них детали чужого семейного существования. Мухи, мухи, для которых навоз слаще варенья.
Может быть, потому глаза и стали отказывать, что не хотели глядеть на белый свет? Уворачивались, опускали взоры, застилались невыплаканными слезами?
Ночь прошла бесплодно, сна не было.
И следующим вечером, боясь того же, Р. решила пройтись со своими глазками, подышать воздухом и напоить эти глаза ночным ветром, который дул с настойчивостью прямо в лоб, будучи при этом явственно темным.
По дороге пришлось обогнать хозяина, неспешно прогуливающего старую собаку, Р. и ее глазки их оставили позади.
Еще была эта возможность, видеть, хоть и в тумане, понимать, какие краски, какой цвет у мира (темный, почти черный, с каплями дробящихся, дрожащих ярких огней). Коровинские городские пейзажи, бульвары Парижа…
Р. резво обогнал парень на роликах, передвижная, несгибаемая, склоненная набок Пизанская башня. Смотрите, смотрите.
Р. несла свои глазки в глазных впадинах, крепко держа их валиками век и, сзади, еще какими-то приспособлениями. Р. щурилась и тем самым оберегала глазки от ветра и холода; смачивала их слезами. Все радужно переливалось, как бы распадаясь на врубелевские кристаллы. Мои глаза, мое сокровище.
Р. шла и шла по этому праздничному миру, и то ли плакала, а то ли, действительно, глазки себя пока еще защищали.
На другом берегу реки громоздился темный весенний парк, горбатая громада, там когда-то Р. гуляла, и не одна. Да неважно.
Впереди маячил весело иллюминированный мост, затем надо было сворачивать в улицу, все так же бережно неся свои глазки, и лавировать, пересекать проезжую часть, идя к метро.
Но всюду были те же золотые огни, темный ветер, пустота, глазки успокаивались. Душа успокаивалась. Может быть, еще посмотрим.
Р. вошла в метро и вдруг оказалась на платформе, забитой пьяными, грязноватыми людьми в черном, темном, сером. Людей было много, как будто бы все они привалили со стадиона. Но это просто, видимо, высадили предыдущий поезд.
