– Тебя не устраивает место его рождения? Прости его великодушно, он не виноват, – сухо сказала я. Похоже, Любочка настолько очаровала мою подругу, что она про меня забыла.
– Тебя сейчас тоже устраивать перестанет. Я проспорила Лешке еще одну глажку его штанов и сто рублей. Из них пятьдесят – твои.
– То есть? – Нет. Подруга про меня не забыла. Приятно иногда ошибаться.
– А то и есть, что я видела на доске объявлений план мероприятий по Угличу. В общей куче – посещение музея водки. Угадай с трех попыток, кому этот музей посвящен? – И, не дав мне времени на ответ, тут же брякнула: – Уроженцу земли угличской – Смирнову. Правильно говорят, не верь всему, что на заборе написано! Я решила было блеснуть знаниями у входа, а Лешка мне категорично возразил, мол, Смирнов родился здесь, недалеко от Мышкина. Слово за слово я и поспорила.
– При чем же тут мои пятьдесят рублей?
– Да при том, что я в целях прекращения дебатов сослалась на твой авторитет. Лешка к твоему мнению всегда прислушивается. Ладно, не бери в голову. Убытки взыщу с виновных в дезинформации. А брюки уж так и быть – на моей совести.
– Убытки – тоже. Каюрово, если мне память не изменяет, теперь относится к земле Ярославской.
– Лучше бы она тебе изменила. Все, что было не с тобой, помнишь. Ой, смотри, какие бутылочки! Я из-за тебя почти все прослушала. Стой! Посмотри, какие странные взгляды бросает Киллер на Алену! А теперь… Не смотри туда… Он на нас уставился. Нет, я так долго не протяну. Пойти и сказать ему в лоб, чтобы прекратил нас преследовать? Ну что ты уставилась на эти бутылки? Надо держаться ближе к нашей группе. И отслеживать мужиков с мобильниками… Но только осторожно… Господи! За свои деньги, а?! Ты не помнишь, как звали князя, которого мышка спасла от змеи? Ну, в честь которой он этот город Мышкиным назвал. Ладно, не вспоминай. Вот кто бы нас так спас! Я бы в честь того свою собаку переименовала.
– Того князя звали Мстиславским. И случилась эта история в шестнадцатом веке, в мае тысяча пятьсот…
– На майские праздники, что ли? – Подруга явно нервничала. В таком состоянии я ее видела только один раз – на кладбище. Мы с ней искали могилу ее отца. Как это не кощунственно звучит, но Наталья была на ней только два раза – в день похорон и в годовщину смерти. С этого момента прошло около пятнадцати лет. Память ее хранила о папочке сплошной негатив. Даже детские годы отпечатались только одним добрым воспоминанием – единственной куклой, подаренной им на день рождения.
