Понятно, что в рамках этой логики и традициям «авторитаризма в политике» тоже объявляется священная война. При этом не приводится абсолютно ни одного аргумента, ни одного факта, свидетельствующего, что новая Россия может сегодня обойтись без пресловутой «вертикали власти». Что предлагаемое разрушение вертикали власти по всем линиям не приведёт, как в 1917 и в 1991 году, к очередному срыву в пропасть. Перед нами – настоящие революционеры. Они ничего не боятся. Как будто не было ни драматического двадцатилетнего опыта развития посткоммунистической России, ни опыта последнего глобального финансового кризиса, которые показали, что рано, даже опасно выводить государство из сферы экономики.
Не может Инсор и иные с ним создать продукт для общенациональной дискуссии, ибо их специфическая повестка дня в главном не совпадает с повесткой дня обычного россиянина. Мечты о вступлении России в НАТО, о праве Запада беспрепятственно финансировать наши правозащитные организации, о стратегическом партнёрстве с США имеют малое отношение к болям российского человека, живущего в действительно увядающей России.
Обезлюдевает даже околомосковская Россия… Мёртвые деревни, бесконечные, заросшие бурьяном десятки миллионов гектаров земли, сельское население, убивающее православных священников и грабящее церкви своих предков, вечно пьяные мужики, не могущие работать на современных предприятиях, наркотики, убивающие молодых, беспредел преступного мира, ставящего под угрозу жизнь простого человека…
Дефект революционизма – не только в его политической пристрастности, но и в стремлении свести сложное к простому, найти ту панацею, которая сразу же чудесным образом изменит мир. Как известно, большевики, как и все марксисты, страдали экономическим детерминизмом, связывали общественный прогресс, духовное обновление с уничтожением мира частной собственности. И поэтому их врагами были все те, кто думал по-иному. Марксисты игнорировали фундаментальные сложности переделки психологии человека, мотивов его поведения.
Но и сегодня мы видим всё ту же методологию сведения сложного к простому. Только в данном случае экономический детерминизм сменяется политическим детерминизмом, убеждением, что ослабление роли государства в общественной жизни, прорывы в области электоральной демократии сами приведут к экономической модернизации, к расцвету инновационной активности людей.
В результате оказывается, что рассказ о будущем России является рассказом о путях полного и окончательного «демонтажа государства». Но при описании образа счастливого российского будущего не принимается во внимание специфика российской ментальности, к примеру, так и не преодолённый российский анархизм. Не принимается во внимание дефицит способности к самоорганизации. Не учитывается, что в России мы имеем дело с самыми различными культурами, от патриархальной, клановой культуры на Северном Кавказе до культуры вестернизированных мегаполисов… А негативные последствия 70-летнего коммунистического эксперимента, приведшего к подавлению у людей чувства ответственности за свою судьбу, к подавлению какой-либо инициативы!..
