Нунивак | страница 39
— Уходи! — крикнула Неля, суя в руки буфетчицы свертки и узлы. — Ой, дура я, дура! Чуть не поддалась… Воришкой едва не стала! У-у! Крыса пароходная! Выметайся из моего дома!
Буфетчица, видимо, поняла, что примирение не состоится. Она деловито собрала узлы, свертки и нагрузила на себя.
— Ну, Неля, пожалеешь, что выгнала Катьку! Пожалеешь! Глядите — честная попалась! На Чукотке! Тьфу! Да еще с эскимосом живет!
Амирак слышал ругань, крики, звуки борьбы, но не решался войти. Он стоял рядом с вырванной дверью и не знал, что делать.
Вдруг прямо на него метнулась чья-то грузная фигура и сказала:
— Отдайте фонарик.
Амирак робко вошел в комнату.
— Где её фонарик? — спросил он. — Она может в темноте свалиться в воду.
Неля молча сунула ему в руку длинный электрический фонарик. В комнате было темно, и Амирак, войдя снова, не видел лица Нели, но ясно мог представить, каким оно стало некрасивым от ярости и обиды.
Амирак попытался погладить по голове плачущую девушку и протянул руку. Он нащупал залитое слезами лицо и вдруг почувствовал, как мелкие горностаевые зубки впились ему в руку. От боли и неожиданности Амирак вскрикнул и отдернул руку.
— Что ты делаешь? — укоризненно сказал он. — От злости ты потеряла рассудок. Опомнись, и спокойно поговорим.
— Уходи! — ответила Неля. — Я тебя больше видеть не могу! Кто ты мне — муж?! — и она громко заплакала.
Амирак тяжело вздохнул и вышел из домика. Он споткнулся о сорванную дверь и кое-как её приладил, чтобы ветер не врывался в жилище.
Не разбирая дороги, он карабкался все выше и выше по склону. Ветер гнался за ним, ловя момент, когда можно будет свалить безумца, осмелившегося в такую темень и ветер лезть на гору. Мелкие камни срывались из-под его ног и летели вниз, скача по неровностям.
Амирак не пытался разобраться в своих чувствах. В эту минуту ему хотелось только подняться повыше — туда, где на нанесенном ветрами тонком слое почвы росли редкая трава и кустики полярной ивы.
Над головой ползли клочья туч. Амирак не видел их. Но чувствовал, как они оставляли на его лице, на руках стылую липкую сырость. Ревел вместе с ветром маяк. Пронзительный вой сирены раскалывал воздух, сверлил уши и уносился ветром на простор пролива. Когда звук замирал, вспыхивал яркий луч и за минуту делал полный оборот, хлестал ослепительным светом по мокрым скалам, запрятавшимся в камнях хижинам, по взбухшему от дождя пенному потоку ручья, по лицу Амирака, застывшему в мучительной гримасе обиды и бессильного гнева
