В конце концов, не в силах справиться с гложущим беспокойством, он взял плед, свернул его в несколько раз и устроился на полу в коридоре, прислонившись спиной к двери. И почти сразу же уснул, время от времени просыпаясь, выпрыгивая из одного сновидения и тотчас погружаясь в другое.
Солнце поднялось уже высоко, когда Люба проснулась, надела халат, сунула ноги в тапки и повесила на плечо полотенце, намереваясь отправиться в ванную. Астраханцев свалился ей под ноги, когда она внезапно распахнула дверь. Люба ахнула и отпрыгнула в сторону. Он немного полежал на спине, глядя на нее снизу вверх туманными глазами, потом улыбнулся и сказал:
– Вы лохматая, как ведьма.
– Я чувствую себя голым, – сдавленно сказал Грушин, глупо дергая край простыни и тщетно пытаясь прикрыться.
– Ты и есть голый, – пробормотала Люда, вытянув ногу и потрогав пальцами его спину.
Он взвился как ужаленный, завертелся на месте и, подбирая с пола по одной свои брошенные впопыхах вещи, принялся одеваться с такой скоростью, словно кто-то собирался сожрать его живьем и непременно без одежды.
Люда приподнялась на локте и наблюдала за ним, нахмурив брови.
– Ты чего? – спросила она удивленно. – Кудато торопишься? Сегодня же воскресенье.
– Я... Я не знаю, как я здесь оказался.
– В каком смысле? Ты же дома.
– Не знаю, как мы оказались в одной постели, – пыхтя, ответил Грушин, глянув на нее изпод локтя, потому что в тот момент как раз натягивал на себя штаны. Наткнувшись взглядом на ее грудь, он зажмурился, и густой румянец хлынул к его щекам.
– Чего ты не знаешь? – прищурившись, переспросила Люда. – Ушам своим не верю.
Лежать в расслабленной позе ей больше не хотелось, и она села на кровати, натянув на себя одеяло.
– Мы только вчера познакомились, – торопливо объяснил он, стоя к Люде спиной и воюя со скользкими пуговицами рубашки. – Я полагал, что мы станем привыкать друг к другу постепенно, по шажку продвигаясь к серьезным отношениям. Я думал, что чувства должны вызревать, как плоды, прямо на ветках. А мы с тобой сорвали их недозрелыми и хотим, чтобы они сделались вкусными прямо так – без солнца, без соков, без ничего!
– По-моему, у тебя истерика, – заметила Люда, свешивая ноги с кровати. – Господи, помилуй, какие плоды? Дай мне какой-нибудь халат.
– У меня нет халата, – страшным голосом сказал Грушин. – Вернее, у меня есть халат, но это мой халат. Я еще не готов делиться халатом с кем бы то ни было!
– Так, – сказала Люда, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями. – Короче говоря, ты жалеешь о том, что произошло?
