Он не знал, сколько сидел так, взволнованно размышляя о том, что может с ним приключиться, но спустя какое-то время она позвала его:
– Дима! Где вы?
– Я здесь, – сказал он, мигом вскочив и нарисовавшись на пороге.
Комнаты были раздельными, и дверь кабинета выходила в коридор. Люба переоделась, облачившись в уютные брюки и кофточку со скромным вырезом. Но даже если бы она завернулась в одеяло, он все равно охватил бы ее жадным взором. Обычно он себя контролировал, но сегодня в него вселился какой-то бес. Рассердившись на себя, он даже застонал от досады. Ну нельзя же так реагировать на женщин! В конце концов, восемнадцать ему было уже бог знает сколько лет назад.
– У вас что, зуб болит? – с тревогой спросила Люба.
– Нет. – Астраханцев помотал головой. – У меня ничего не болит.
– Это хорошо, что ничего не болит. – Знаете, не сочтите за наглость, но я ужасно хочу есть. В поезде нам давали только чай. Ни тебе печенья, ни кексов.
– Надо было запастись чем-нибудь питательным, – сказал он просто для того, чтобы что-нибудь сказать.
– Я запаслась! Но завтрак, который я взяла с собой, пришлось отдать.
– Кому отдать? – обалдело спросил Астраханцев, не трогаясь с места.
– Мальчику, которого пересылали от одной тетки к другой. Та, которая отправляла, не накормила его в дорогу. Знаете, он сидел напротив и весь состоял из одного аппетита. И веснушек!
Люба смотрела на Астраханцева не отрываясь, и от ее взгляда у него прямо в центре солнечного сплетения рождалась новая галактика.
– Тогда нам нужно на кухню, – сказал он. – У меня есть холодная курица и помидоры.
– А черный хлеб? – тотчас спросила Люба, загораясь.
– Бородинский. С тмином.
– М-м... Пойдемте же скорее!
От нее тонко пахло чем-то медово-лимонным, и Дмитрий понял, что дико любит вот именно этот запах. Очнуться и начать действовать было очень трудно – в глазах гостьи вместо зрачков жили две крошечные черные луны, которые притягивали его неудержимо. Да, она несомненно была феей – но не эфемерной, отстраненной, а теплой и живой. Хотя и маленькой: ее макушка доставала ему лишь до подбородка.
– Пока что кашеварить будете вы, – решила Люба. – А когда я тут освоюсь, на вашей кухне, тогда уж возьму бразды правления в свои руки. Не возражаете?
Сердце Астраханцева забилось часто и нервно. Он хотел ответить, что вообще-то это кухня Амалии, но почему-то не рискнул и вместо этого сказал:
– Ну разумеется! – Голос у него был отвратительно фальшивым. – Курицу будем греть или прямо так?
