Константин улыбнулся ему:
— Это не охранник, Миша. Это мой советник по культуре.
— Это советник?! — директор оценил мой китайский костюм. — По культуре? Ну-ну…
Константин мне велел сидеть у дверей оценщика. А сам закрылся с директором в кабинете. Я думал уйти, честное слово. Но прямо у входа в магазин стояли наши машины с охранниками. И главное, мне уже не давала уйти мысль о спрятанном в гарнитуре сокровище. Я догадывался, что там могло быть…
За дверью директора раздался смех Константина.
— Имей терпенье, Миша. Как маленький, честное.слово. Сначала Анатолию Самойловичу покажу…
Константин вышел в тесный тамбур, кивнул на дверь за моим плечом:
— Старичок вышел?
Я покачал головой:
— Никто оттуда не выходил.
Константин для порядка постучал костяшкой пальца в фанеру, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь:
— Можно?…
Минуту он молча стоял в дверном проеме, потом бледный повернулся ко мне.
— Это уже перебор…
Я все понял до того, как заглянул в дверь. В тесной комнатке никого не было. То есть труп, конечно, был. Куда ему деться? За старинным столом стояло высокое резное кресло. Спинка его кончалась, как рогами, двумя завитушками. За правую завитушку была привязана зеленая струна. На струне, склонив голову, висел седой оценщик. Гортань была перерезана острой струной, как бритвой. Бумаги на столе залились темной кровью. Я обернулся на Константина. Тот смотрел на меня невидящими глазами.
— Старичок… Дедушка… Вересковый мед… Ты даешь, советник!…
Константин закрыл фанерную дверь и вошел в кабинет директора. Директор прикрыл ладонью трубку телефона:
— Ну что? Анатолий Самойлович освободился?
Константин откинул полы плаща и сел:
— Навсегда!
— Ну и шутки у тебя, Костик, — директор хотел продолжить разговор по телефону, но Константин ребром ладони стукнул по рычагу аппарата, как по шее. — Костя, ты что?!
Константин зашуршал полами плаща, достал сигареты, закурил.
— Иди взгляни.
— Да в чем дело, наконец?
— Иди взгляни! — сурово настоял Константин, будто это директор убил оценщика.
Маленький розовый директор выкатился из-за стола в тамбур, взялся за ручку фанерной двери и испуганно посмотрел на меня. Я подумал, что ему сейчас будет плохо, и решил ему помочь — сам открыл дверь и встал за ним, чтобы поддержать.
Но толстячок не потерял сознания. Он только вскрикнул жалобно:
— Бог ты мой! — и бросился к сейфу.
Повторяя про себя: «Бог ты мой! Бог ты мой!» — он открыл своим ключом сейф и успокоился.
В комнату вошел Константин, отодвинул тяжелую занавеску на окне за креслом. Пыльное окно со стороны двора было надежно прикрыто ржавой витой арматурой.
