Нет, Париж ее больше не привлекал. Вечные мятежи принцев против королевской власти, к которым втайне подстрекал очередной безрассудный дофин или другой предполагаемый наследник, становились утомительными: после дофина Людовика, а потом герцога Беррийского, брата короля, за дело взялся дядя монарха, герцог Орлеанский, который возглавил заговор, бесславно провалившийся в 1487 году по завершении трехлетней Безумной войны.
Кроме того, близость принцев была попросту опасна, поскольку их настроение менялось в зависимости от успехов на поле брани. Меч в руках слепой Фортуны!
Франц Эккарт все-таки пожаловал на ужин. Граф Гольхейм сел рядом с Жанной, которая оказалась справа от него.
— Значит, тебе удалось оторвать его от звезд! — воскликнул Франсуа.
Юноша улыбнулся, но ничего не сказал. Ему стали задавать вполне ожидаемые вопросы. Он отвечал уклончиво. Угадывая его недовольство, а порой и замешательство, Жанна пожалела, что настояла на своем ради удовольствия его видеть.
— О чем же говорят звезды? — шутливо спросил один из участников охоты графа Гольхейма, Алоизий фон Брекендорф.
— О том, что грядут великие перемены, мессир.
— Какие?
— Небо не альманах, мессир, и его сроки не сопоставимы с протяженностью наших жалких дней.
— Но все же?
— В этом году будет избран папа, сын которого нанесет величайший ущерб власти понтифика.
— Папа, у которого есть сын? — негодующе вскричал граф Гольхейм.
— Как я и сказал, дедушка.
Брекендорф и некоторые дамы втихомолку посмеивались. Все знали, что обильная пища приближает понтификов к земле несколько более, чем подобает.
— Но ведь наш святейший отец Иннокентий Восьмой крепок как дуб! — насмешливо воскликнул Брекендорф.
— Долго это не продлится, — парировал Франц Эккарт.
— Что еще? — спросил граф Гольхейм.
— Будет открыт новый мир, который изменит судьбу старого.
Об неотрывно смотрела на него.
— Какой еще новый мир? — спросил Франсуа. — Мы знаем Землю столько веков, сколько живут на ней наши предки! За Геркулесовыми столбами[1] ничего нет, и сведения, полученные нами из Азии, подтверждают это.
— Мой благородный отец, мне крайне неприятно противоречить вам, — ответил Франц Эккарт, — но в папках печатни, которой вы владеете в Генуе на паях с моим дядей Феррандо, находится карта, показывающая совсем другое.
Франсуа повернулся к Жаку Адальберту, который заметно смутился.
— Мы напечатали карту в Генуе?
— Нет, отец, пока нет. Нам принес ее некто Паоло Тосканелли, который попросил сделать гравюру, однако затем передумал. Впрочем, я успел выгравировать ее на дереве и сохранил эту заготовку и один пробный оттиск. Тосканелли забрал оригинал.
