Она силилась сохранить невозмутимость.
— Ты говорил об этих безумных подозрениях матери? — спросила она.
— Матери! — пробормотал он, пожав плечами. — За свою короткую жизнь она немногому научилась.
За свою короткую жизнь! Эти слова неприятно поразили Жанну.
— Я больше не буду терзаться этим, — сказал Франц Эккарт. — Он в любом случае придет.
— Кто придет? — тревожно спросила Жанна.
— Мой настоящий отец.
— Откуда ты знаешь?
Сам вопрос был признанием, но она спохватилась слишком поздно. И с какой убежденностью он говорил все это!
— Я прочел это в моем собственном гороскопе.
— Стало быть, ты занят только чтением своего гороскопа? — спросила она, начиная слегка раздражаться.
— Нет, иногда я составляю гороскопы другим людям.
Она напряглась и вопросительно взглянула на него, ощущая тревогу при мысли, что Жоашен может явиться в Гольхейм и нарушить покой семейства Франсуа.
— Кому именно?
Он не ответил, и на губах его по-прежнему блуждала тень улыбки.
— Мне? — спросила она. Он кивнул.
— Как ты смог составить мой гороскоп?
— Я знаю, что ты родилась в последнюю неделю Рождественского поста. В 1435 году, поскольку тебе было пятнадцать лет, когда произошла битва при Форминьи. Франсуа рассказал мне об этом.
— И что же? Что ты обнаружил?
— Ничего такого, о чем бы ты уже не знала, — ответил он тоном, который отбивал охоту продолжать расспросы.
Впрочем, он опустил глаза.
— Ну, так что же? Возможно, какие-то безумства? Ведь ты постоянно вопрошаешь звезды…
— Не понимаю, отчего ты так беспокоишься, — сказал он, словно отгораживаясь от нее. — Звезды ничего не выдумывают.
Внезапно он повернулся к ней, и взор его стал жгучим.
— Они не выдумали, что у тебя произошла страшная ссора с кем-то из родных тебе по крови. И что ты, возможно, убила его.
При слове «кровь» она ощутила, как ее собственная кровь бросилась ей в лицо. Она посмотрела на Франца Эккарта со страхом и одновременно с изумлением, словно вдруг оказалась перед лицом ангела-провозвестника Страшного суда. Впервые в жизни она вдруг ясно осознала, что ожидает ее душу после смерти. Ни одному священнику никогда не удавалось с такой силой пробудить в ней мысль о своем конце, об ответственности за свои поступки, о Добре и Зле.
Она поняла, что волнение выдает ее куда больше, чем слова: это было признанием.
— Так говорят звезды? — спросила она, наконец, низким, почти хриплым голосом.
Она забыла, что когда-то попросила Местраля составить гороскоп брата Дени, поразивший ее своей точностью.
