Перевалив через какой-то хребет, они оказались на краю широкой, полной вечернего света долины. Как водилось в этих краях, по дну ее протекала петлистая речка, местами заросшая по берегам кустарниками, местами — какой-то жгучей зеленой травой, которая в свете заходящего солнца казалась почти черной.
А милях в пяти впереди виднелся самый настоящий город, причем немалый, потому что лужица огней, обозначивших его в ранних сумерках, лишь со стороны представлялась бледной и узкой, но не составляло труда догадаться, что ночью она будет куда шире и ярче. Калмет приказал Белому остановить паланкин, и рыцарь Фран вышел размять ноги. Он постоял, вглядываясь в город, пробуя понять, почему жители этих мест так рано зажгли свои лампы и факелы. И лишь постояв на довольно сильном и пронизывающем, сухом, бьющем даже редкими песчинками, подхваченными из близкой степи, ветру, догадался, что не огни города привлекли его внимание, а сам город показался вдруг на редкость ярким, примечательным, требующим присмотреться к себе, словно бы изумительной красоты женщина.
Фран забрался в паланкин, довольный таким поворотом событий. Теперь он точно знал, что следует делать. По приказу, отданному все тому же Калмету, который, высунувшись из носилок, передал его Белому голему, они припустили к городу со всей скоростью, на какую носильщики были способны. И эти пять миль преодолели меньше чем за четверть часа.
Рыцарь Фран тем временем привел себя в относительный порядок, как и полагалось воину Госпожи: накинул на плечи плащ, вытащил из сундука коническую войлочную шапочку, больше смахивающую на подшлемник и лишь издалека напоминающую местный головной убор, на пояс навесил меч и под правую руку прицепил один из своих самых простых кинжалов. В таком виде он, разумеется, обращал бы на себя внимание всех местных обитателей, но явиться в город совсем не по форме он почему-то не решался.
Глядя на своего господина, Калемиатвель тоже вооружился, будто собирался если не на парад пред светлые очи какого-нибудь из орденских командиров, то уж по крайней мере в трактир, где столовалась их воинская братия и где, разумеется, нельзя было опростоволоситься.
— Ты тоже собирайся, — небрежно бросил Калмет Гиене.
— Да как же я с такой-то рукой? — попробовал возражать Берит, но оруженосец так на него посмотрел, что больше у бывшего воришки из Береговой Кости вопросов не возникало.
Руку ему, впрочем, пришлось все же положить на шейную перевязь, потому что хоть каменный гнолл и восстанавливался после всех передряг с замечательной даже для его породы быстротой, все же был еще довольно слаб и нетверд в движениях.
