— Это к лучшему.
— Да, я показал ей крупицу нашего мира. Я хотел, чтобы она познала меня всего, целиком, и то, что составляет мою суть — также. Но я не думаю, что я первый совершил подобный проступок. Почему это так взволновало тебя?
Малкольм колебался.
— То, что произошло, когда ты ей показывал наш мир, нельзя назвать простой демонстрацией.
— Как тебя понимать?
— Тьма не уничтожила ее.
— Но она находилась там ничтожный промежуток времени — я не позволил бы ей оставаться там слишком долго, потому что не собирался убивать ее.
— Не тебе решать, — зло усмехнулся Малкольм. — Тьма не поглотила ее только потому, что что-то в ней увидела, или узнала. Я сам не могу найти этому разумного объяснения. Если бы твоя подруга была одной из наших, я бы сказал, что она слишком стара, настолько, что у них с нашим источником общие корни. Но это абсурд по отношению к человеку. — Он замолчал. — И тем более теперь уже не имеет ровно никакого значения. — Малкольм повернулся к огню, давая понять, что разговор окончен.
Какое-то время Дориан молчал, переваривая услышанное.
— Это все, что ты хотел знать? — вскинулся Дориан. — А может, ты все-таки хотел бы знать, что Паркер нарушил закон, убив моего человека?
— Насколько я знаю, Паркера уже давно никто не видел. Так что, скорее всего, он также мертв. На этом дело можно считать закрытым.
Дориан уронил голову на подголовник.
— О, это безразличие вечности. Люди и события — мелькающий перед глазами калейдоскоп, не больше и не меньше.
— Если ты все еще считаешь иначе, значит калейдоскоп еще недостаточно мелькал перед твоими глазами, Дориан.
— Да, Малкольм, я знаю, что ты старше. Но что дала тебе тоя вечность? Что ценного? Зачем ты продолжаешь жить?
— Я мог бы тебе назвать сотню причин зачем. Но тебе не нужны мои ответы. Ты слышишь во всем только одно — что смысла нет. Я не могу переубедить тебя, да и слишком давно уже не занимаюсь убеждениями, — Малкольм рассмеялся.
— С тех пор, как ты был священником?
— Да, когда-то я им был. Забавно, не правда ли?
— Нет, — Дориан поднялся, поклонился хозяину и вышел.
— Ты как-то очень бодра сегодня, — заметил Чарльз, когда они прогуливались по парку.
— А обычно я — как выжатый лимон, — криво усмехнулась Сэм. — Ну, спасибо, за комплимент.
— Ты знаешь, о чем я.
— Нет, — продолжала упираться Сэм. — Я не такой проникновенный психотерапевт, как ты.
— Ты просто менее внимательна. — Серьезно ответил Чарльз. — И еще сегодня ты как никогда язвительна и жаждешь ссоры, я бы сказал, даже драки. Но драться мы с тобой не будем.
