К мукам телесным прибавились муки душевные. Страх, боль и отчаяние овладели его душой, и юноша забился в судорогах, скорчившись на полу. Хотелось кричать и выть от отчаяния. Волны Силы, взявшейся неизвестно откуда, обрушились на него, как морская волна на берег, грозя затопить его разум и смыть навсегда.
Где-то там сейчас ни в чем не повинные мальчишки, юноши и молодые мужчины один за другим расставались с жизнью, в последних криках и стонах выплескивая свои чувства, и каждый стон, крик или молчаливое проклятие находило отклик в его душе, задевая какие-то струны. Одни умирали молча, сжавшись в комок и пытаясь, стиснув зубы, перетерпеть внезапно скрутившую внутренности боль. Другие плакали и звали на помощь. Третьи в бессильной ярости посылали проклятья своим мучителям. Мальчики, еще не забывшие матерей, юноши, которым самая пора была мечтать о подвигах и любви, молодые мужчины, так и не успевшие ничего сделать в жизни. Они умирали один за другим, и он был вместе с ними, своими недавними собратьями, переживая то же, что переживали и они, раз за разом. И высвобождающаяся со смертью каждого медиума Сила улетала вместе с высвобождающейся душой, устремляясь в свой последний полет туда, где еще одна душа кричала и плакала от боли.
В какой-то момент сил оставаться наедине со своей болью не осталось, и он бросился куда глаза глядят, плечом распахивая дверь.
— Матушка!
Сон слепых стариков обычно чуток, и волшебница пробудилась и села на постели мгновенно.
— Что случилось, мальчик?
Она протянула руки, и юноша упал в подставленные объятия, наконец-то позволив слезам прорваться наружу.
— Матушка, матушка, — захлебываясь слезами, повторял он, — я не знаю, что со мною, матушка! Я умираю… Мне больно!
Продолжая прижимать его к себе, второй рукой слепая волшебница тихонько гладила его волосы и плечи, не переставая удивляться странностям натуры. Только несколько часов назад этот невероятный мальчишка-маг впитал в себя, как губка, даже не поморщившись, несколько формул высшего порядка, свидетельствующих о том, что его потенциал соответствует как минимум пятой ступени и что перед нею действительно уникум, единичное явление, — и вот пожалуйста, этот могучий маг рыдает, словно потерявшийся в лесу ребенок!
Прошло еще несколько долгих минут, прежде чем расстался с жизнью последний медиум, и Эльфин поднял залитое слезами лицо.
— За что, матушка? — прошептал он срывающимся голосом. — Почему они все… Почему?
