— У вас что, бронированные стекла? — изумленно спросил он редактора.
— Обходится дешевле, чем еженедельно вставлять, — пожал тот плечами.
— Н-да, сударь, весело тут у вас, как я посмотрю, — произнес Варнава, улыбнувшись явно приходящему в себя журналисту.
В этот момент дверь с грохотом упала, а стекло все же разлетелось. Кабинет заполнили стремительные силуэты подвывающих шамбалитов, бабахнул редакторский револьвер, но Варнава уже переместился.
* * *
Горные пики, похожие на обломанные зубы дракона, по утреннему холодку кутались в зеленовато-коричневую хламиду лесов. Среди перепутавших чащу лиан поднимались призрачные испарения, туман еще лежал плотным слоем в ущельях, но выше, в кронах, уже поигрывали солнечные блики. В мешанине древесно-травяного изобилия сожительствовали сосны и бамбук. То тут, то там с вертикально торчащих угловатых скал спускались серебристые нити водопадов.
Дорога вилась по распадкам и ущельям, меж хребтов и пиков. Не было на ней ни души. Впрочем, места были не совсем дикими — за очередным поворотом открылось небольшое строение, притулившееся у подножья скалы. При виде его Варнава усмехнулся — настолько оно походило на только что оставленный в другой Ветви павильон гашишного короля Пайкина. Впрочем, этот домик смотрелся скромнее — некогда яркие краски поблекли, выполненная не без каллиграфического изящества вывеска «Приют облачных скитальцев» потерта временем. Гадая над смыслом претенциозного названия, Варнава шагнул к дверям харчевни. До сих пор его действия были продолжением оставленного в Ветви Странника боя и отступления. Из хорошо знакомой обстановки перемещения происходят практически мгновенно — для того и создаются «собственные» Ветви. В противном случае требуется длительный процесс психологического приспособления, приходится искать знакомые реалии, чтобы зацепиться за них, изменить нужным образом свое восприятие и сделать следующий шаг, надеясь, что он направлен верно. Это долго, муторно, однообразно, а если на пятки наступала погоня, еще и опасно, ибо нигде Продленный так не уязвим, как между Ветвями — во Тьме. Скрывается там и более страшное, но об этом Варнава сейчас думать не хотел.
В общем, только что он оказался в полном одиночестве на этой извивающейся дороге, в окружении пейзажа, который он сразу признал юго-западом Поднебесной. Однако почивать на лаврах не стоило: конкретное место прибытия всегда варьирует в зависимости от настроения, времени суток, влияний различных сил, и Бог знает чего еще. Впрочем, в любом случае это был вариант Срединной империи. Он любил ее, хотя не знал, насколько она идентична стволовому оригиналу, а насколько лишь соответствовала его представлению о нем. Мудрецы из Продленных продолжали спорить, и, наверное, этот спор будет таким же долгим, как их жизнь, — творят ли они Ветви, или же набредают в Древе на то, что там уже было и соответствует образу их поиска. Это, конечно, не подлинный солипсизм — отрицать реальность у Продленных нет ни малейшего повода. Скорее, развлечение, глубокомысленная игра в бисер, заменившая многим и веру, и истинную жизнь. Каноническое суждение, впрочем, гласит, что Ветви, в которые попадают прямо сквозь Тьму, всегда уже существуют. Когда же Продленные «творят» сами, им необходимо, вольно или невольно, что-то кардинально изменить в теле другой Ветви, как сделал это Странник, предотвратив убийство императора Павла и создав тем иную реальность. Все это искусство, которому обучаются очень долго, но даже у таких мастеров, как Дый, получается отнюдь не все, что они хотят. А въевшаяся привычка к таким играм меняет сущность Продленных сильнее, чем их магические способности.
