И разорвав кредитку пополам, сунул половинку в подставленную потную ладонь.
- Но ведь это как же-с? Погубленные деньги.
- Ничуть. Это задаток. Исполните все по хорошему, и вторая половинка ваша. А пока ни ваша без моей, ни моя без вашей гроша ломанного не стоят.
- Остроумно. Совершенно верно-с. Будьте благонадежны, ваше превосходительство.
Гервариус, распахнув дверь, кричал на весь переулок:
- Карету его превосходительства Корнута Яковлевича!
Ирочка кричала из окна:
- У меня ложа сегодня... Абонемент, «Князь Игорь»! Выручайте...
Морозит давно. Под дыханием крепких утренников листья красные кленовые и желтые липовые за заборы пали, на набережную. Ветер порывный листья шуршащие в грядки метет.
А сегодня впервые бело.
Отстояв позднюю обедню заказную, именинница старуха Горюнова в домик свой приплелась; служанка краснощекая, под локоть поддерживая, довела через дорогу.
- Снежок-то, барыня! Благодать...
- А тебе бы, шлюха, языком звонить бесперечь. Беги, пироги погляди.
Села Горюнова вдова на диван в гостиной, колени ладонями трет, на просфору глядит. Просфора большая-большая. И частиц много вынуто копнем. Задремала вдова, голову в чепце парадном свесив. Гостей-родственничков поджидая, задремала.
На извозчичьей пролетке Дорофея подъехала с детьми.
- Младенчики, внучатки молодшенькие.
Тусклы взоры Дорофеи. Сквозь стекло глядит на белое, снежное, глядит не мигает. Горе, горе в душе живет, гнездо свило. На краткий час из души вылетит, а там опять. А тут сегодня, в родном дому, слушая щебет своих детей и их бабушки, поникла головой Дорофея, в слова не вслушивается. За окно глядит в белизну, такую простую и жуткую. И в родном дому сидя, в кресле гостиной, видит сегодня Дорофея горе свое не как хищную птицу злую, а как наседку толстую; разной дряни в душу натаскала, гнездо душное сделала, сидит, цыплят высиживает. Крови ей, наседке, не надо, живой крови. Цыплят высиживает, ждет. Народятся, и совсем душа как ящик-курятник станет... О, горе с крыльями ястребиными, с клювом кровавым, приди!
-...и что это, как воды в рот набрала... Иль неможется?
- Ах да...
И опять душою тоскующей мыслит о своем горе. Не словами мыслит душа умирающая и не мыслями. Как бел, как холоден снег... А разве плохо умереть? Разве страшно?.. Поцелуи греховные - веселое солнце. Ныне из неба Бог улетел...
Подъехала Раиса Михайловна. Сын Константин с нею.
- Ах, Раисочка, дочечка, и с внучоночком...
Презрительно глядя на желуди и листочки подносика, на котором белая лампа с медальончиками, рыжий Костя усики пощипывает; бабушке ни слова, матери Раисе Михайловне подчас:
