— Зачем? — спросил он.
— Как зачем? — ответила старушка и тщательно закрыла свою дверь на замок, на ключ и на цепочку.
Все-таки в первый же выходной — а была суровая зима — он направился на сороковой километр. Поезд почему-то шел весь день с большими остановками и наконец, когда стало темнеть, дополз до платформы «Сороковой километр». Незадачливый путешественник оказался на краю леса и зачем-то полез по сугробам в самую чащу. Вскоре он попал на утоптанную тропинку, которая в сумерках привела его к маленькой избушке. Он постучался, никто ему не ответил. Он вошел в сени, постучал в дверь. Опять никого. Тогда он осторожно вошел в теплую избу, снял сапоги, куртку и шапку и стал оглядываться. В домике было чисто, тепло, горела керосиновая лампа. Как будто кто-то только что вышел из дома, оставив на столе чашку, чайник, хлеб, масло и сахар. Печь была теплая. Наш путешественник замерз и проголодался, поэтому, громко извинившись, он налил себе чашку кипятку и выпил. Подумав, он съел кусок хлеба и оставил на столе деньги.
Тем временем за окнами стемнело уже окончательно, и путешествующий отец стал думать, как быть дальше. Он не знал расписания поездов и вообще рисковал завязнуть в сугробах, тем более что повалил снег, заметающий все следы.
Тогда он прилег на лавочку и задремал.
Разбудил его стук в дверь. Приподнявшись на лавочке, он сказал:
— Да-да, пожалуйста!
В избу вошел маленький, закутанный в какое-то рваное тряпье ребенок. Войдя, он в нерешительности замер у стола.
— Это еще что за явление? — спросил с лавочки не совсем проснувшийся будущий папаша. — Ты откуда? Как ты здесь очутился? Ты здесь живешь?
Ребенок пожал плечами и сказал «нет».
— Тебя кто привел?
Ребенок покачал замотанной в рваную шаль головой.
— Ты один?
— Я один, — ответил ребенок.
— А мама? Папа?
Ребенок засопел и пожал плечами.
— Тебе сколько лет-то?
— Я не знаю.
— Ну, хорошо, тебя как зовут?
Ребенок опять пожал плечами. Носик у него вдруг оттаял и потек. Он вытер нос рукавом.
— Погоди, — сказал тут будущий отец. — Для такого случая у людей имеются носовые платки.
Он вытер ребенку нос и стал осторожно раздевать его. Размотал шаль, снял меховую, какую-то старушечью шапку, снял пальтишко, теплое, но очень рваное.
— Я мальчик, — сказал вдруг ребенок.
— Ну, это уже кое-что, — сказал этот человек, помыл ребенку под рукомойником руки, очень маленькие, с очень маленькими ноготочками. Ребенок был вообще похож на старичка, временами на китайца, иногда даже на космонавта своими припухшими глазами и носом.
