Страшный вой этот до сих пор звучит в моих ушах.
Поселившись у сестры Ивкова, мы имели помещение, но средств к существованию никаких. Надо было питаться, но как и чем? Отец думал, думал, что предпринять, и надумался прибегнуть к средству, единственному в нашем положении и в этой глуши: достав несколько писем к помещикам и взяв с собой формулярный список, он обращался за помощью и ему помогали кто как мог; кто деньгами, кто припасами. Путешествия эти необходимо было делать зимой, так как непроходимые болота, на десятки верст в окружности, слишком затрудняли сообщение в летнее время. В такие-то зимние ночи, оставаясь одни с матушкой, без прислуги, мы дрожали от страха, осаждаемые волками. Однажды, в одну из отлучек отца, когда матушка не ожидала еще возвращения его, слышит она стук в дверь. Оцепенев от ужаса, она не знает, что ей делать, окликнуть ли того, кто стучится, или притаиться. Со страхом отворяет она первую дверь, которая вела в сени и ждет, что будет. К радости ее это был отец. «Отворяй скорее! — говорит он, — это я!» Помню, как подошел он к нашей кровати и поцеловал нас, говоря: «Ну, детки, умолили вы Бога, что я жив. Меня хотели убить!» И он рассказал нам следующее: ночью перешел он какую-то реку и поднялся на берег, на котором заметил избу и в ней огонек. Он постучался в окошко, чтобы попросить указать ему дорогу к месту, куда надо было ему идти. На стук его выскакивает мужик с палкой и начинает беспощадно бить его, так что отец упал и скатился к реке. Он не помнил, сколько времени лежал там, но когда очнулся, то голова его была вся в крови. Много еще разных подробностей рассказывал он нам о своем путешествии, результат которого был в конце концов радостным: пошел отец пешком, а вернулся на лошадке с санями, в которых нашли мы много разных продуктов.
И так, жизнь родителей моих была горька; из положения этого выйти не было никакой возможности… Однажды, заехал к нам Ивков и завел, между прочим, следующий разговор: «Я все думаю о вас, Михаил Леонтьевич, о вашей семье. Что же вы будете здесь делать с вашими детьми? Вы имеете звание, значит, вам нужно детей ваших воспитать, а здесь они могут совершенно пропасть». Отец отвечал, что и сам томится мыслью об этом, но не знает решительно как выехать, что нужно для этого сделать, что у него нет никаких средств. Ивков взялся сам за это, и настоял, чтобы мы, не теряя времени, отправлялись пока есть санный путь до одной деревни, где должны прожить до весны и ждать отхода его плотов. «На плотах, — говорил он, — устроят вам место и вы спокойно доедите». А план был такой: из Осташковского уезда попасть в Тверь, а потом проселочными дорогами ехать в Петербург. Не долго думая, собрались мы в деревню, которая назначалась нашим пунктом ожидания.
