— На самом деле, наш интерес изначально привлекла отнюдь не ваша персона. Ваше имя всплыло случайно, когда мы стали интересоваться молодым Амальриком…
— Амальриком? — против воли она заволновалась. — А что стряслось? Что он натворил?
Марициус внимательно смотрел на нее, словно оценивая, насколько искренно ее волнение и что скрывается за ним — любопытство, злорадство, тревога?.. И лишь придя к каким-то своим выводам, счел возможным продолжить:
— Для этого вы нам и нужны — чтобы выяснить это.
Утопив в водах безмолвия вопросы, теснившиеся на языке, Палома погрузилась в молчание. На протяжении всей встречи собеседник оказывал на нее неощутимое, но явное давление — уже одним тем, что был ей антипатичен. Возможно, подумалось ей, это тоже оружие, и он использует его сознательно. Занятная мысль — хотя сама она едва ли когда сумеет воспользоваться таким приемом.
У нее свои сильные стороны! И, помнится, острый ум она всегда считала одной из них. Время проверить это…
— Ладно. Кажется я понимаю. Поправьте меня, если ошибусь, но… Вас, похоже, беспокоит нечто, связанное с Амальриком, — изрекла ока наконец, когда в сознании стали проступать контуры общей конструкции. — Однако, судя по всему, то, что он делает, не связано напрямую с интересами Ордена — и вы не можете через своих осведомителей в рядах Черного Кречета выведать, что происходит. Насколько я знаю Амальрика… Да, конечно, — спохватилась она. Встала на место последняя деталь. — Поэтому я и понадобилась Вертрауэну. Кто-то, знакомый с бароном не по Ордену — и одновременно верный вам. Боюсь, вы ошиблись с выбором: мы слишком давно не встречались, и между нами нет никаких теплых чувств, однако… Расскажите мне все от начала и до конца. Я подумаю, что можно сделать.
Впервые с начала разговора, Палома чувствовала удовлетворение: ей наконец удалось перехватить инициативу. Марициусу, напротив, это не слишком пришлось по вкусу. Он смотрел на нее с легким страхом и брезгливостью — как смотрят слабые мужчины на слишком умных и сильных женщин.
Однако ему нужна была ее помощь! И, преодолев себя, соглядатай выдавил:
— Он играет.
— Он… что?! — Дурацкая манера — говорить загадками!
— Играет… — Это слово, как видно, вызывало у Марициуса крайнюю степень отвращения. К тому же, при любом упоминании об Амальрике он кривился, как от больного зуба. Впрочем, уж это Палома могла понять. Юный наследник Торы у многих людей вызывал подобные чувства. — Каждый день является в королевский сад, садится у вяза Брагораса и забавляется с какой-то деревянной штуковиной.
