Сия напасть, по счастью, пока еще не доползла до столицы, но в Мессантии с ужасом ожидали ее приближения. Естественное беспокойство охватило и всех, кто прибыл с Конаном, только сам король держался совершенно спокойно и невозмутимо, не выражая желания немедленно развернуть лошадей и возвратиться в Тарантию, хотя в подобных обстоятельствах такое решение
было бы встречено его спутниками с полнейшим пониманием. Однако пока никто не осмеливался вслух высказывать своих опасений, надеясь на то, что пребывание в Аргосе не продлится долго. Что касается Ринальда, тот и вовсе не думал об опасности, его больше волновало, насколько верными окажутся полученные сведения относительно Эвера и Дэйны.
Первым, что поразило его при аргосском дворе, еще когда король Конан со своими людьми только ступил на широкую, идеально ухоженную дорогу, ведущую через роскошный сад в сторону резиденции Треворуса, был неожиданно раздавшиеся звук, точнее, душераздирающий нечеловеческие вопль, донесшиеся откуда-то справа, который повторялся, не умолкая. Лэрд не раздумывая выступил вперед, ближе к Конану, и сжал пальцы на рукояти меча, озираясь и поисках источника этого крика.
— Расслабься, Ринальд, — усмехнулся, однако, киммериец, — это всего лишь брачная песня.
— Что? — поразился рыцарь.
— Так орут павлины, обхаживающие своих самок. Никогда не слыхал?
— Нет, — признался лэрд, — не доводилось. Павлины? Это надо же!.. Никогда бы не подумал, что такие красивые создания способны столь мерзко вопить.
Павлин важно прошествовал наперерез небольшой процессии, обиженно покосившись в его сторону.
Сам дворец, возраст которого насчитывал триста лет, поражал своими размерами, но выглядел несколько обветшалым. Окна с витражными стеклами, в выступающих эркерах, были заключены в свинцовые переплеты. По каменным стенам вверх поднимался плюш, образуя ярки над оконными проемами и дверями.
Ступив за высокую массивную дверь парадного входа, Конан и его спутники не могли не заметить, что изнутри резиденция аргосских правителей не блистала роскошью.
Неровные каменные полы были застланы коврами, хранившими следы былой красоты: когда-то они, разумеется, были дорогими и роскошными, однако теперь выглядели потертыми и требующими замены. Здешний повелитель, похоже, не обращал на это внимания. Треворус вообще мало на что обращал внимание с тех самых пор, когда его молодая и горячо любимая жена умерла при родах, произведя на свет дитя, которое, в отличие от нее, к несчастью выжило и было поражено, как говорили, неким невероятным уродством, так что отец, увидев его впервые, вскрикнул и едва не лишился чувств. Ужасное несчастье так потрясло его, что Треворус вроде как слегка повредился в уме, забросил дела на радость многочисленным охотникам погреть руки возле казны и большую часть времени проводил в крытых оранжереях, поглощенный одними лишь экзотическими растениями и почти безучастным к собственным обязанностям государя.
