— Ну да, где-то час. Если повезет.
— Если?.. — переспросил Хэл, будто не верил собственным ушам, и уставился на подушку. — Хочешь сказать, что может и не получиться и она останется в дерьме?
Зачем же так грубо о подушке? — Давай пойдем прямо сейчас, — сказала я, стягивая перчатки. — Потом займусь…
— Да ради бога, возись с ней, коли есть охота! — гаркнул он. — Просто… для тебя это важно, да?
Важно? Да, наверное, важно. А может, и нет. Подушка была свадебным подарком — кажется, от его мамы. Но может, это и правда не так уж важно. Или…
— Просто ради интереса. — Хэла понесло, теперь не остановишь. — Сколько ты зарабатываешь в час? Примерно. Двадцать баксов? Тридцать?
— Почасовую оплату я не высчитывала…
— Н-да? Странно. Ну, допустим, точная сумма роли не играет. Я вот что хочу сказать: ты зарабатываешь икс долларов в час. Хреновенько, конечно — хватает только на коктейли, орешки и за парковку заплатить. Но по сравнению с тем, что получают женщины в других странах, это целое состояние. А значит, в каком-нибудь Китае живет уйма женщин, которые смастрячили бы тебе такую же подушку, а то и получше этой, за десятую часть твоего часового заработка. За двадцатую часть! Так вот, стою я сейчас тут, смотрю на тебя и думаю: что она делает? Зачем она гробит свое время? Ведь в этом нет ни капли смысла. Ни капли. Мне не раз приходило в голову, что многие твои занятия совершенно бессмысленны.
Последние слова, кажется, потрясли даже его самого, но я не думаю, что они относились ко мне лично. Они относились ко всем женщинам, которые тратят время на мытье посуды, бесконечную стирку одежды, чистку плиты — вместо того чтобы зарабатывать деньги, двигать прогресс или заниматься другими стоящими делами. Мы с Хэлом частенько спорили по этому поводу. Менялись только детали.
— Это звучит грубо, Джу, — признал он. — Но иногда мне кажется, ты вообще не въезжаешь, что творится в нашем мире. И это меня просто бесит. Понимаешь, да? Меня бесят такие штуки.
Да, наверное, толика правды в этом была, наверное, во мне есть много такого, что может взбесить. Но интересно, понимал ли он, ЧТО меня в нем тоже кое-что бесит и что мне как-то приходится с этим жить?
Вот что вертелось у меня в голове, пока я сидела во французской кафешке в пять часов вечера пятницы, в компании полоумного шеф— повара и рюмки коньяку. Мой мобильник зарегистрировал двенадцать пропущенных звонков. Я не сомневалась, что настырный звонивший — сам маэстро психоанализа, решивший отменить нашу встречу и осложнить мне жизнь. Телефон снова зазвонил: вызов номер тринадцать.
