твоих, – смело начал вепс, – но только сказывают, что ты, промышляя у Новгорода, крепко насолил тамошнему боярину.
– А, значит, слышали-таки, – обрадовался Шибайло своей громкой славе, что дошла и в эту, забытую богами, глушь.
– И еще ведаем, как ты едва пяты свои едва унес от железа каленого, коими боярин тот попотчевать тебя обещался. Посему вижу, утек ты от боярской руки. Чай, поди, и порты промоченные ужо поменял!
Ни Павел, ни Юски не заметили, как гнусавый коротко взмахнул правой рукой. Кулак предводителя головников резко влепился в грудь вепсу. Юски широко хватанул ртом воздух и согнулся. Второй удар в челюсть отбросил его на Павла, и тот, успев подхватить товарища за подмышки, не дал ему упасть.
– Гляжу, много ты знаешь, чудин, – левый глаз главаря задергался пуще прежнего, – смотри, язык твой можно и укоротить.
Павел приподнял вепса и шепнул на ухо:
– Обожди… Не шуми…
– Ладно, хватит лясы точить. А ну-ка броднички,[5] вяжите этих бздыхов,[6] – обратился Шибайло к своим дружкам, – да покрепче вяжите.
Бродники вмиг скрутили обоих, накрепко связав руки за спиной веревками.
– Вы теперь мои яшники,[7] – твердо заявил главный бродник, глядя прямо в глаза Павлу, – так что не балуйте, а там ужо решим, что с вами делать.
Я по лесам-полям гуляю,
Купчишков крепко я пугаю.
Ну бродник я, что вам за дело?
Коли меня так жисть заела!
Песня бродников
Идти со связанными за спиной руками было неудобно, да еще промокшая обувь из лисьей шкуры сбилась и мешала переставлять ноги. Павел старался удержаться и не упасть, все время спотыкался и запутывался в сползающих с ног кусках шкуры. Однако, видимо, бродники никуда особо не торопились, посему шли не спеша, давая яшнику возможность самому справляться с намокшей и ставшей неудобной обувью. Благо это мучение длилось недолго, и вскоре они вышли на елань,[8] где стояли два больших вепсских шалаша – тот самый рыбацкий летник, о котором говаривал Юски.
– Что, признал родимые места? – ехидно спросил яшников длинный, как жердь, бродник.
Те не ответили.
– Ростик, – обратился старшой к длинному, – веди яшников к березе, да ноги им спутай!
Пока Ростик выполнял распоряжение Бокула, остальные бродники развели костер и принялись обжаривать на огне куски мяса.
– Сидите покудова, – буркнул Ростик и не преминул больно пнуть ногой Юски, – не юрите![9]
Вскоре от костра распространился чудный запах поджаренного мяса, желудки пленников заурчали. У Павла сразу потекли слюнки, и ничто не могло заглушить проснувшийся голод, ни переживания, ни их новое, весьма печальное положение. Паша жадно сглотнул слюну и чуть не подавился.
