Наоравшись вдосталь, Лешка заявил, чтобы делала аборт, и даже оставил деньги. Правда, через три дня принесся и с беспокойством уточнил, не успела ли я совершить грех. Я смотрела на него раскрыв рот и не понимала, что он от меня хочет. Я еще не разобралась со своими чувствами к Лешке: одновременно была на него страшно обижена и продолжала любить. В душе начала подниматься радость: он все-таки вернулся, он одумался, три дня назад я не подготовила его к «радостному» известию как следует. Он же еще молодой парень, он хочет погулять, да и вообще я сама виновата. Надо было дождаться свадьбы. Стоп! О какой свадьбе речь? Ведь он тогда уже променял меня на другую…
Лешка быстро опустил меня с небес на грешную землю.
Отчисление из университета уже имело место быть, и никакие мамины связи (а его мать была видным в городе партработником) не могли удержать сыночка по месту учебы. Дело было не только в плохой успеваемости (это слово к Лешке вообще было неприменимо, потому что он не мог «успеть» ни по одному предмету). Я вообще не понимала, почему его понесло на матмех – да и как ему удалось закончить десять классов средней школы, еще и с углубленным изучением французского языка, из которого он, кроме «шерше ля фам», не знал ничего. «Аморальное поведение» стояло первым в списке причин отчисления. А в те годы к моральному облику будущего строителя коммунизма относились серьезно.
Лешка понял, что рождение ребенка даст ему отсрочку от армии. Вернее, это понял не Лешка, а его драгоценная мамочка. И я вполне устраивала ее как потенциальная невестка: тихая, непривлекательная мышка, нескандальная, собирающаяся заниматься научной работой, да еще и с ленинградской пропиской. Идеальная жена для ее любимого и единственного Лешеньки.
Надо отдать должное Надежде Георгиевне, она всегда была со мной честна. Вынуждена признать: Надежда при любых обстоятельствах говорит то, что думает, невзирая на лица и должности, никого и ничего не боится, знает себе цену и чего именно хочет на данный момент. Она мне и разложила все по полочкам, по ходу дела заметив, какие блага я поимею от брака с ее сыном. Да это был и не брак, а деловое соглашение – каждая сторона должна что-то дать другой, в результате что-то получит взамен.
Мне обещали, что мой ребенок никогда ни в чем не будет нуждаться, а я… не пополню ряды старых дев. Мне найдут спокойную, но хорошо оплачиваемую работу, я смогу одеваться у хороших портных (Надеждиных), меня отведут к лучшим косметологам (Надеждиным), нас с ребенком будут лечить в лучших поликлиниках, кормить дефицитом (в те годы это было важно) и даже привозить подарки из вожделенной (тогда) заграницы, куда Надежда Георгиевна выезжала для советского человека даже слишком часто. Мое дело – заниматься ребенком, наукой (если пожелаю) и не мешать Леше жить так, как он хочет.
