– Подожди минутку, – пробормотал Лусиан, когда с одеждой было покончено. – Я принес фонарь.
Бринн слышала, как он открыл корзину и зажег шведскую спичку. Свет от фонаря, неожиданно яркий, заставил ее зажмуриться.
Убрав в корзину шампанское и клубнику, Лусиан сложил одеяла и протянул Бринн фонарь.
– Показывай дорогу, – сказал он.
Она не смела, взглянуть на него, пока шла по тропинке вдоль края обрыва или когда шла рядом с ним по лужайке к террасе, откуда через застекленную дверь можно было попасть в библиотеку. Окна библиотеки были, хоть и слабо, освещены.
Оказавшись на верхней ступени мраморной лестницы, ведущей на террасу, Лусиан замер.
– Бринн, подожди, – тихо, но властно приказал он.
Она повиновалась ему и тут вдруг увидела темный силуэт, отделившийся от стены дома. Бринн повыше подняла фонарь.
– Милорд, это я, Дэвис, – произнес незнакомец. Говорил он как джентльмен, а не простолюдин.
Дэвис оказался немолодым господином с седеющими волосами. Должно быть, Лусиан узнал этого человека, ибо он, с облегчением выдохнув, сказал в своей непринужденной манере:
– Вижу, Дэвис, что это вы. Полагаю, вы не просто так проделали весь этот путь от Лондона?
– Нет, милорд, не просто так. У меня для вас новости, и, боюсь, они не слишком вас обрадуют. – Дэвис взглянул на Бринн. – Может, мы могли бы поговорить наедине?
– Конечно. Бринн, это мой секретарь, мистер Хьюберт Дэвис. Дэвис, это моя жена, леди Уиклифф.
Гость низко поклонился:
– Мое почтение, миледи.
Бринн пробормотала то, что требовалось в данном случае согласно правилам хорошего тона, после чего подняла взгляд на Лусиана.
– Ты не простишь меня, дорогая? – спросил ее муж. – Похоже, мне надо уладить кое-какие скучные дела. Почему бы тебе, не подняться наверх? Я вскоре приду.
Бринн ничего не оставалось, как повиноваться ему. Не могла же она устраивать сцену! Она была немало озадачена таким поворотом. Ее снедало любопытство, окрашенное смутной тревогой.
Поднявшись в спальню, Бринн подошла к зеркалу и едва не задохнулась от ужаса, увидев в нем свое отражение. Смятое платье, растрепанные волосы, лихорадочный румянец – сразу видно, чем она занималась.
Она покраснела еще гуще, когда поняла, что секретарь Уиклиффа видел ее такой. Ей было страшно неловко, что ее поймали с поличным, особенно после того, как она дала себе обещание не дать умелому сердцееду Уиклиффу себя соблазнить.
Смыв с тела напоминания о любовных утехах, причесавшись и заколов волосы, Бринн поймала себя на том, что не знает, как ей быть дальше. То ли надеть ночную рубашку и ждать мужа в постели, то ли вновь надеть платье и ждать Уиклиффа одетой.
