«Катя, Катя, подожди, — прервал ее Шломо. — При чем тут наша дочь? Она демобилизовалась год тому назад.»
«Ну и что? Ты забыл, как мы ночами не спали, как ждали ее звонков из этого чертового Бейт Эля? Как нас в дрожь бросало от шагов на лестнице? Какая сволочь!»
Шломо понял, что спорить бесполезно. «Хорошо, — сказал он. — Будь по-твоему. Хотя я по-прежнему не вижу никакой связи между обстрелами Гило и сашкиными взглядами на сущность сионизма. Оставим их, эти взгляды. Речь идет о моем старинном друге, который вот-вот окажется на улице без всяких средств к существованию. Это ты понимаешь?»
«Погоди-ка… — вдруг поняла Катя. — Ты хочешь притащить его к нам жить? В наши две с половиной комнаты? Именно сейчас, когда Женечка возвращается? Ты что — сбрендил?» Она даже встала и прошлась туда-сюда параллельно скамейке с уронившим голову на руки мужем.
«Уму непостижимо…» Она сердито всплеснула руками и села. Шломо молчал. Катя вздохнула. «Ладно, Бельский, что уж с тобой сделаешь. Все равно ты мне плешь проешь с этим идиотом… Пусть приходит. Но знай — руки я ему не подам, перерожденцу.»
Шломо кивнул. «Спасибо, Катюня. И за что мне такое счастье с женой выпало? Другой такой как ты нету».
«Это верно, — печально согласилась она. — Такую дуру еще поискать. Пойдем хоть кофе попьем…»
Потом, когда они уже стояли в зале прибытия, нетерпеливо и радостно высматривая Женьку, к ним подошла высокая худая очкастая женщина в элегантном брючном костюме и с огромным количеством дутых золотых браслетов.
«Прошу прощения, — сказала она церемонно. — Вы, видимо, родители Жени?» Она произнесла «Дженьи».
«Да, — догадливо ответила Катя. — А вы, конечно, мама Гиля? Очень приятно познакомиться.»
Гиль был Женькиным бой-френдом, с которым она тусовалась вот уже два года, включая эту поездку по Латинской Америке. Шломо улыбчиво закивал, мучительно соображая, что бы такое сказать, как вдруг новая знакомая сама вывела его из затруднения. «Вот они, вот они… выходят!» — воскликнула она и рванула навстречу умопомрачительно молодой, сногсшибательно красивой и неправдоподобно загорелой паре, враскачку вплывающей в зал во всем великолепии своих разноцветных косичек, деревянных индейских бус, костяных гребней и где только не рваных джинсов. Не добежав двух шагов, гилева мамаша раскинула руки, отчего ее браслеты издали согласный, торжественно-фанфарный звон, и театрально воскликнула на весь зал: «Добро пожаловать в ад!».
