В особенности Барт проявил дальнейший интерес к структурной иронии, позволяющей фотографии, этой сокрушительнице унитарного бытия, исполнить семиологический кувырок, посредством которого в монолитной глади своей физической поверхности фотография, казалось, взывала к великому гаранту единства — девственной природе во всей ее мнимой цельности и
107
непрерывности, — чтобы замести следы собственных фотографических цитационных действий. Причастность фотографии структуре следа, указателя и шаблона сделала ее, таким образом, теоретическим объектом для исследования переизобретения природы как «мифа», а культурного производства его как маски, под которой можно было упрятать действия истории и политики >>2.
В версии Бодрийяра эта маска сделалась моделью окончательного исчезновения, через которое объектные условия материального мира будут вытеснены симулятивной сетью своих репродукций: шквал образов, снятых с поверхности вещей, чтобы как самостоятельные сущности вступить в товарное обращение. Если в прежней версии товарной культуры динамичная меновая стоимость безжалостно вытесняет интегрированную потребительскую стоимость, то в своей последней манифестации, стало быть, та и другая уступают перед фантасмагорией Зрелища, где товар стал исключительно образом, учреждая тем самым неограниченное правление знакового обмена>3.
Однако появление фотографии в роли теоретического объекта уже состоялось под пером Беньямина в годы, разделяющие его «Малую историю фотографии» (1931) и его более известный текст от 1936 г.>>4
108
В 1931 г. Беньямин все еще интересуется историей фотографии, то есть фотографией как средством со своими собственными традициями и своей особой судьбой. Он полагает, что гений средства проявляется в передаче человеческого субъекта, вплетенного в сеть его социальных отношений. На фотопортретах, сделанных в первое десятилетие существования средства, запечатлевалась аура как человеческой природы, обустраивающейся в своей особенности — вследствие длительности выдержки, — так и социальный нексус, переданный в терминах интимности составляющих его отношений — в силу любительского статуса этих ранних фотографов (Хилл, Камерон, Хьюго), делавших портреты для узкого круга друзей. Даже на ранних стадиях отоваривания фотографии, после распространения коммерциализованной carte de visite, прославление заложенных в фотографии технических возможностей предполагало, что объектив не обманет уверенности поднимающегося класса буржуазии в технологическойдоблести нового средства.
