Далеко от завьюженного Сталинграда, в хорошо отопленных комнатах Восточной Пруссии, Гитлер клокотал от гнева и возмущения.
Сохранился стенографический отчет происходившего в штаб-квартире 1 февраля 1943 г. Гитлер был в окружении генералов Зейтцеля, Кейтеля, Йодля и других. Как обычно, говорил, в основном, только он.
– Паулюс должен был застрелить себя, в точности так же, как в древние времена предводители бросались на мечи, когда видели, что терпят поражение. Даже Варус приказал своему рабу: «Теперь убей меня!»
Затем Гитлер рассуждал о жизни и смерти:
«Что есть жизнь? Жизнь есть нация. Каждый человек в любом случае должен умереть. Нация выше жизни каждого отдельного индивидуума. Как можно бояться момента смерти, с которым приходит освобождение из этой юдоли слез и печали? Не является ли долгом каждого человека избавить себя от страданий?
Погибло так много людей. И после всего этот самый Паулюс оскверняет героизм других в последнюю минуту. Он мог бы освободить себя от всякой печали и вознестись в обитель вечности и национального бессмертия. Но вместо этого он предпочел отправиться в Москву!
Он – последний фельдмаршал, назначенный мной в эту войну».
Шок сталинградской катастрофы ощущался по всей Германии. Миф о непобедимости Вермахта был разрушен. Газеты объявили национальный траур. Альберт Шпеер, вспоминая о тех днях, пишет:
«Сталинград потряс нас не только как трагедия солдат 6-й армии, но более того – поставил вопрос о том, как подобное несчастье могло произойти под командованием Гитлера. Ибо с его именем в прошлом всегда был связан только успех и очередной триумф. Теперь же впервые мы были разгромлены без какой-либо компенсации...
...В начале войны на востоке Гитлер, находясь в плену теории о неполноценности славян, называл войну против них детской игрой. Но чем больше затягивалась война, тем больше русские вызывали у него уважение. Он поражался стоицизму, с которым они приняли первые поражения. Говорил с восхищением о Сталине, сравнивая его с самим собой».
После Сталинграда Гитлер как в физическом, так и в психическом плане находился в плачевном состоянии. Он начал принимать огромное количество медикаментов для снятия нервного напряжения. Побочный эффект этого лечения становился заметен всем, кому приходилось с ним общаться.
Генерал Гудериан, видевший фюрера вскоре после сталинградской битвы, с трудом узнал его:
«Руки Гитлера тряслись. В его набухших глазах сквозила полная опустошенность. Он возбуждался больше обычного. Придя же в гнев, совершенно утрачивал самоконтроль».
