— Значит, вы всей семьей отдыхали?
— Случалось такое. Редко, правда. Однако я хорошо помню Кисловодск пятьдесят первого года, где мы замечательно провели две недели. Но уже весной следующего года его сняли с работы и перевели в Асбест на должность заместителя начальника лагерей. Ему там очень тяжело жилось, ибо на этой должности было много писанины, которую он терпеть не мог. Ведь образование у него было всего четыре класса церковноприходской школы, и писанина была для него сущей мукой. То есть это был человек дела, блестящий руководитель и организатор, а не канцелярская крыса. И он рвался назад в Москву, писал всем подряд, а мама его уговаривала, приезжая к нему: «Не дергайся, потерпи, пересиди, пусть даже о тебе забудут, там сейчас такое смутное время, что лучше оставаться в тени…» Мама была очень умной женщиной и, мне кажется, дальновидней отца. «Когда-нибудь придет твое время и ты не так болезненно все переживешь», — убеждала она его горячую голову. «Нет!» — вставал на дыбы отец. Поехал и нарвался. Засветили его и шестнадцатого декабря пятьдесят второго взяли… Незадолго до ареста отец сказал: «Если меня заберут, вскоре не будет Хозяина» (Сталина). Так и случилось.
— Вы хорошо помните этот день?
— Еще бы! Это все так ужасно было! Такого врагу не пожелаешь! Отец ушел на работу и не вернулся. Потом пришли к нам с обыском… Во-первых, они не имели права без родителей врываться в дом, ведь я же еще школьницей была, только что из школы пришла… Врываются двое здоровых молодых парней, проходят в комнату: «Сдавайте золото, сдавайте оружие, где оружие» — и так далее. А я ничего не понимаю, мамы дома нет, и сама так испугалась, что слова выговорить не могу… Хорошо, что мама вскоре пришла. Они все вверх дном перевернули, опись какую-то составили. И все это в очень грубых тонах, буквально даже из комнаты не давали нам выйти.
Много вещей у нас забрали и много всего, что было связано с архивом отца. Собственно говоря, основную часть. А то, что осталось, мама сберегла до своей смерти. В восемьдесят пятом к нам люди из Гори с письмом от Совета Министров Грузии пришли с просьбой передать все, что осталось, в горийский музей Сталина. Оно у меня сохранилось, я вам могу его показать. И я передала сто пятьдесят две фотографии, пять курительных трубок Сталина, студенческий билет Надежды Аллилуевой, оригинал ее письма и еще кое-что. А то, что осталось, я отдала Бичиго, как завещала мне мама. У меня сохранились только личные фотографии…
