Как же он раньше не додумался, вырезать очки из противогаза… Да кто ж мог предполагать, что подводный мир так красив!
Они уже основательно замерзли и устали, Павел подумывал, что, не пора ли сделать привал с костром, но брат упорно лез в воду снова и снова, а потому и Павел помалкивал. Павел как раз перелезал через каменный горб, выходящий к самому берегу, когда брат в воде, пройдя по краю глубокой промоины, вышел на отмель: из глубины промоины, из тени берега, вдруг как подводная лодка, плавно и страшно, поднялся не налим, а налимище. На первый взгляд он показался Павлу больше брата. Павел замахал руками, силясь произнести хоть слово, но слова застряли в горле. Наконец кое-как выдавил страшным полушепотом:
— Сзади… Сзади…
Брат завертелся в воде, ничего не понимая, видимо подумал, что в воде появилось нечто страшное, вроде водяной змеи, легенды о которой упорно ходили в поселке.
— Налим!.. Налим!.. — захрипел Павел сдавленным голосом.
Брат, наконец, понял, но было поздно. Не спеша, солидно, налим проследовал прямо возле ног брата и ушел куда-то вниз по течению. Павел попытался проследить его взглядом, но взгляд вскоре заскользил по поверхности воды, не проникая в глубину. Брат обшарил все русло метров на двести ниже по течению, но налима не нашел, заколол только недомерка, сантиметров сорок длиной, и вылез на берег, стуча зубами, сказал, забирая у Павла вещи и рыбу:
— Ладно, привал. Я пойду вперед, во-он до той ивы, пока буду костер разводить, а ты по воде, — и он зашагал по берегу, повесив на плечо раздувшуюся от рыбы авоську.
Павел давно приметил штук пять бревен, приткнувшихся к отмели на краю промоины, но брату не сказал о своих подозрениях. Налим мог укрыться только здесь, в тени под бревнами. Надев очки, он направился прямиком туда. Осторожно зайдя сбоку, опустил голову в воду. На мгновение стало страшно, налимище был здесь, стоял, неторопливо раздувая жабры. Павел быстро справился с собой, медленно, осторожно подвел руку с вилкой прямо к голове налима и вдруг, в стремительном выпаде, вонзил ее в податливое тело, и тут же продел пальцы левой руки под жаберные крышки. Налим дернулся, и Павел оказался под бревнами. И тут, в краткие секунды смертельной борьбы он понял, что ничего не стоит утонуть даже в этой красивой и мелководной реке. Он рвался, тащил налима из-под бревен и никак не мог выдраться на свет. Наконец, когда, казалось, легкие уже готовы были разорваться, он почувствовал себя на свободе, оттолкнулся ногами от дна и в туче брызг выскочил на поверхность. Налим бился, рвался из рук, и Павел тут же скатился с крутого откоса в промоину, погрузился с головой, нахлебался воды, кое-как выдрался на поверхность, ноги дна не доставали, но с берега уже мчался брат, поднимая фонтаны брызг. Вдвоем они выволокли рыбину на берег. Брат грязно матерился, пытаясь трясущимися руками придержать загибающийся кольцом хвост и смерить налима четвертями, но у него ничего не получалось, а Павел мучительно пытался откашляться, но никак не мог, и когда уже в глазах начало темнеть, брат, наконец, увидел его потуги и со всего маху врезал кулаком по спине. Будто пробку вышиб из легких, Павел с наслаждением вдохнул упоительно сладкий воздух.
