— Зубы — зубами! — оглядывался Волк. — Но ведь и про шкуру забывать не надо. А братцы твои, посмотри, как один, крепыши!..
Глеб и Волк, как настоящие побратимы, стали спиной к спине.
— Драться — так драться, — воскликнул Глеб. — Во всяком случае нескучно время проведем… Эй, Волк! У меня есть секира. А ты возьми мой меч.
— А зубы на что? — прорычал, распаляясь, Волк и ощерился.
Фома, увидев острые красивые зубы Волка, побледнел. Фома был явно не воин.
А Волк все же взял предложенный меч.
Глеб сказал, обращаясь к братьям:
— Мы готовы! А вам решать — быть ли драке. И если мы пустим кому-нибудь кровь, это будет на вашей совести, поскольку мы будем только отбиваться.
— Бросай секиру, Глеб! — последний раз просил Фома.
Но брат уже не удостоил его ответа.
И тогда Фома сделал знак, и кольцо стало сужаться. Аскольдовы дети поигрывали дубьем, кто-то готовил веревки, а кто-то и замахнулся уже.
Глеб и Волк, готовые к бою, стояли неподвижно; они зорко следили за каждым движением нападающих. Меч и секира грозно поблескивали в солнечных лучах.
И когда уже с обеих сторон готовы были посыпаться удары, Фома воскликнул:
— Смотрите, братья! Кто это?..
Аскольдовы дети обернулись в ту сторону, куда показывал Фома. Глеб здесь подумал, что вот настал удобный миг прорваться — пока внимание братьев отвлечено. И едва уже не бросился вперед, но в голову ему вовремя пришла мысль, что негоже Воину бегать от пахарей. И тогда он тоже проследил взгляд Фомы и увидел того старца — в белых одеяниях. Прежде Глеб видел его только ночью и не мог как следует рассмотреть. Впрочем не мог он рассмотреть его и сейчас, ибо старец стоял в отдалении. Но то, что явился им сейчас сам Аскольд, только очень-очень постаревший, у Глеба не было никаких сомнений.
И кто-то из братьев испуганно сказал:
— Это же отец!..
Памфил выдохнул:
— Он смотрит на нас. Он что-то хочет сказать.
— Ясно, что! — бросил дубину Кирилл. — Он не хочет допустить драки.
— Он молчит.
— Все и без слов понятно…
Так переговаривались братья, а старец все смотрел на них и не уходил. Ветерок шевелил его седые волосы; слегка колыхались полы рубахи.
— Не страшно ли вам? — покосился на братьев Памфил.
Фома сказал:
— Не ошиблись ли мы, что погребли родителей по христианскому обряду? Отец наш Аскольд никогда не был ревнивым почитателем Христа. Аскольд, я знаю, поклонялся и жертвовал Волоту… Быть может, следовало предать их тела огню — по обычаю языческому?
— Какой-то он старый, — заметил кто-то.
