– Нет, почему же? Мираж - чистая физика.
– Можно отличить мираж от немиража?
– В принципе да.
– Это я и хотел услышать. Вот план проверки. Мы вновь отправляемся на разведку. Я и Бааде. Кофродеином я заранее снимаю всякую возможность галлюцинаций. Если нам и тогда встретится что-то необычное, Бааде возьмет свои числа и меры… И все станет ясным.
– Ясность, какое замечательное слово! - Шумерин налил себе кофе. - План действительно прост: или - или, а третьего не дано. Только…
– Что только? - ревниво переспросил Полынов.
– Нет, ничего. Твое мнение, Генрих?
Бааде важно кивнул.
– Как ни странно, Полынов мыслит как физик.
У инженера это было высшей похвалой. Психолог поклонился.
– Тогда решено, - сказал Шумерин.
– Но прежде, - Полынов повысил голос, - еще раз проверим свое состояние.
Оставшись наедине, Полынов оценивающе оглядел стол - стопка книг, гамма-микроскоп, игрушечный Буратино, - схватил блокнот и с силой запустил его в угол. Трепеща страницами, как голубь, блокнот описал широкую дугу и шлепнулся о стену.
Испытанное средство (гневу надо давать безобидную разрядку) помогло. Полынов сел, поправил рефлектор, чтобы конус света падал на свободную часть стола, сосредоточил на ней взгляд и прежде всего постарался вспомнить, где, когда, при каких обстоятельствах он делал несколько ошибок подряд.
Память услужливо подсказала: после быстрого перехода из привычной спокойной обстановки в незнакомую, бурную. Самоочевидность- вывода что-то объясняла, но не успокаивала, нет. Он знал об этой особенности человеческой психики, знал давно. И уже много лет назад разработал для себя безотказный, как он до сих пор считал, рефлекс страховки - целую серию умственных упражнений, которые обязаны были подготовить его к любым потрясениям. Но испытанная система не помогла - почему? Две ошибки подряд, совершенно непростительные для психолога! Только ли потому, что переход был слишком резким и обстановка чересчур новой?
Докопаться до истины никак не удавалось - вот это злило и раздражало. Оставалось загнать эти размышления в подсознание и заняться совсем другим делом. Тогда, быть может, ответ рано или поздно постучится сам. В старину такой случай назывался озарением.
Полынов прошел в аппаратную и, не зажигая света, щелкнул кнопкой. В темноте призрачно засиял желтый шар психолодели. Полынов склонился над ним. Для непосвященного объем шара представал головоломкой сотканных из света римановых плоскостей, цветных узоров, усеянных голубоватыми звездочками; все лежало внутри пульсирующих сфер, отдаленно похожих на полушария мозга. Видимого порядка в этом сплетении не было, но для Полынова модель душевного состояния его друзей и его самого была открытой книгой. Он набрал на диске нужное сочетание сигналов, и в желтоватой прозрачности шара шевельнулись три тонкие, как нерв, кривые. Он подвел их ближе к сетчатой, изогнутой парусом поверхности.
