– Прости за нескромный вопрос, - сказал Шумерин. - Почему ты медлил с возвращением?
– Что? - не понял Полынов, - А… Меня удивил состав жидкости. Нейтральные газы не так-то легко образуют соединения, тем более такие.
– Нет, все-таки биологи неисправимый народ, - расхохотался Бааде. - Сильная радиация увеличивает реакционную способность вещества.
– Ах, так! Ну, тогда все в порядке. Какие будут распоряжения, капитан?
– Как и намечали, - ответил Шумерин, - отдых, сон, потом разведка.
– Согласен, - сказал Полынов. - Только…
– Что?
– Сначала мне нужно проверить здоровье всех.
– Яша, ты никогда не был педантом и рабом инструкций, - удивленно поднялся Бааде.
– Капитан, я настаиваю.
– Тебе видней, - пожал плечами Шумерин. - Хотя я не вижу необходимости, но… Ты опасаешься чего-нибудь?
– Нет, я ничего не боюсь. Но в ушах у меня все еще звенит твой крик: “Берегитесь!” - Теперь я тоже настаиваю на проверке, - сказал Шумерин. - Экипаж начинает нервничать.
– Кто согласен остаться? - спросил Шумерин. Он заранее предвидел, что добровольца не будет, и готовил себя к неприятной обязанности сказать одному из друзей: “Останешься ты”.
Но вопреки ожиданию согласился Полынов.
Бааде посмотрел на него с изумлением.
– Люблю самопожертвование.
– Кому-то надо остаться, - отвернулся Полынов. - Лучше мне. Для биолога на Меркурии нет работы.
– А уж мы постараемся, чтобы ее и для врача не было! - пообещал механик.
Лязгая гусеницами, вездеход съехал по наклонному пандусу. Рядом с ракетой он казался скорлупкой - эта махина с атомным сердцем, похожая на старинный танк.
Шумерин и Бааде сели. Полынов помахал им вслед. Взмах руки метнулся по почве черной молнией. И когда вездеход скрылся, психолог внезапно почувствовал себя маленьким и беззащитным, как ребенок в пустой и темной комнате. Он заторопился к люку.
Вездеход мерно покачивало. Он шел прямо к солнцу, и стена белого пламени постепенно приподнималась над горизонтом, пока не повисла слепящим сгустком.
Однообразный пейзаж - серый покров пыли, обожженные бока глыб, мозаика светотени - менялся. Казалось, они ехали прямо в огонь, и он развертывал перед ними слепящий ковер.
Иногда это походило на скольжение по зеркалу, яркому, отражающему свет зеркалу. Даже светофильтры не могли его притушить.
Зеленоватое свечение неба померкло вовсе. Теперь, по контрасту, оно было совершенно черным, и звездная пыль в нем выглядела как отблески.
Солнце поднималось им навстречу. Оно, будто чудовищный огненный краб, ползло к зениту. Тени исчезли. Все стало гладким, отполированным.
