- Нет. Ничего. Успеем.
Это Семен. И в бессонном голосе его злоба. Чуть.
Но Макар не знает красоты напевов души. Он слышит слова. Но Макар не только слышит слова. Он их видит. Видит написанными на бумаге. У Макара хороший почерк. Отставая от товарищей в науках, как и братья, в Москве он удивлял всех способностью выводить буквы почти с правильностью чертежника, но быстро. Буквы отдельно. Четко, красиво. Штрих и нажим - все на месте. И всем братьям приятно, что Макар такой искусник.
Макару захотелось опять спать. Повернувшись лицом к стене, пробормотал:
- Что же вы? Спите, что ли?
Лампадой успокоенные, стены молчали, впитывая в себя притворно-искреннюю тихость Семена и настоящий сон Доримедонта. Сон-грезу.
Между сном и сном скучно стало Макару. Злят его братья. Без него о своем, о глупом разговаривают.
- А ну их.
И сразу уснул. Уж храпит.
Дремлется Доримедонту. Павлиньи перья, на голове качаются. Вот по лестнице идет, по широкой. Сладко дремлется. Хорошо на койке. Мягко и не дует. Еще недавно целый год спал Доримедонт на полу. Был тюфячок жиденький. Кровать кому-то понадобилась. У него взяли. На место поставить забыли. Целый год так и спал. Не жаловался. А теперь койке тело радо. Сладко дремлется. Не сон еще. А так.
По широкой лестнице идет. По мраморной. А справа-слева ходы-переходы, как кротовые норы. И оттуда разные тихие слова говорят люди какие-то.
А Семен ему тихо:
- Дормидоша! Ты о смерти думал?
Это наяву. Здесь, в комнате.
Голову поднял Доримедонт, дернулся. Не говорил с ним Семен о таком. Ну, да ночь. Проснулся, обрадовался.
- О смерти? Да я не знаю, Сема. Ты с отцом Львом поговори. А что? Разве боишься?
Тихие слова по лампадной комнате полетали. Семен на Макара посмотрел на храпящего. Грустно так. И брату говорит:
- Я, вот, вчера с ним, с Макаром, о смерти говорил. Так, немножко, - Семен как бы извинился. - Так он мне говорится, говорит, не умру. Как так? Все, говорю, умрем. Глупости, говорит. Я не умру. Не хочу и не умру. Это попы, говорит, выдумали да старухи.
Вслушался Доримедонт. Разговору рад. Так старшему брату говорит:
- Нет! Пожалуй, все умрем. Ну, и он тоже. Только не скоро ведь еще. Мы ведь молоденькие. А и вправду! Что это, Макар все черта поминает? К черту да к черту. Да черт возьми! Да... Смерть. Это, вот, папаша помер. Так оно к тому. А ты боишься, что ли? Да ты скажи.
- Так. Думается. И невесело.
- Думается? А вот отец дьякон с каждой рюмкой смерть поминает. То так, то этак. Земля, говорит, и в землю отойдем. И всяко. И покойников бесперечь поминает. А смотри какой веселый да толстый. Чуть ризу снял - и хохочет на весь дом. Веселее его и человека нет.
