Нотон обернулся и торопливо сказал:
— Мне нужно срочно дать телеграмму. Здесь есть где-нибудь телеграф?
Мусаллим остановил его, подняв руку.
— Поздно, мой друг. Поздно. — И едва он умолк, как где-то в лагере громко, гулко заговорил колокол; он звонил и звонил, звонил и звонил, пока к его голосу не присоединился стон сперва одного человека, потом дюжины, потом сотни и наконец весь лагерь не наполнился звуком.
— Он идет! — сказал Мусаллим дрожащим от волнения голосом. — Он идет!
День удерживала при жизни тонкая красная нить, прочертившая горизонт. Выше чернело беззвездное небо — словно опустили светомаскировку.
По всему лагерю горели костры: огни города, прилепившегося на краю пустынной ничейной земли. С мерными ударами колокола шум толпы — вопли, причитания, проклятия — внезапно пошел на убыль и наконец затих. Слышался лишь лай собак.
И тогда на глазах у похолодевшего Нотона, замершего у входа в шатер Мусаллима, из продымленного лагеря хлынула людская масса. Отбросив всякое достоинство, эти люди в грязном тряпье, а кто и нагишом (и таких было немало), мчались к овальному шатру, как взбесившаяся стая, огрызаясь и рыча друг на друга, снова и снова выкрикивая имя , визжа, что-то выпрашивая, о чем-то униженно умоляя, а среди шатров, как пустынный смерч, гуляло облако поднятого ими песка. Многие гибли под ногами толпы; стоило упасть одному, и о него спотыкалось два десятка других, начиналась страшная куча мала, хрустели кости, мелькали руки, ноги, головы: каждый отчаянно рвался поскорее выбраться и захватить местечко внутри огромного шатра, темневшего впереди. Богачи в сверкающих златотканых одеждах, в ослепительных драгоценностях бежали вместе с чернью, оглашая воздух пронзительными криками; их слуги бежали впереди, расталкивая люд прикладами карабинов. Колокол все гудел, точно громоподобный повелительный голос, и толпа вторила ему: «Ваал, Ваал, Ваал!» — пока этот общий стон не стал таким громким и страшным, что Нотон зажал уши.
Где бы ни проходила обезумевшая толпа, на земле во множестве оставались искалеченные тела мертвых и умирающих. Следом, увязая в рыхлом песке, тянулись больные; одни ковыляли на костылях, другие ползли, точно ожившие змеиные скелеты. Собаки со злыми глазами хватали их за пятки или, поймав за лохмотья, безжалостно терзали увечные тела.
Мусаллим спокойно сказал:
— Пора, мистер Нотон. Нам приготовлено место. — Он выдвинул ящик стола и достал оттуда блестящий, инкрустированный рубинами револьвер.
