— Величайшая битва не может быть бессмысленной, — твёрдо сказала Беркутова.
Вероника лишь презрительно фыркнула.
— Нет здесь никакой Величайшей битвы. Любая война ведётся за обладание сырьевыми ресурсами или рынками сбыта. В Троедворье воюют за магические источники, которые разрабатывают при помощи первооснов, так магия расходуется намного экономнее. Только поделить источники можно и без крови, поэтому наша война и бессмысленна, и преступна. Хотя нет… В любом преступлении есть смысл, пусть гадкий, но есть. А в этой войне он отсутствует. Она хуже, чем преступна, она глупа.
— Ваша война, — вмешался Олег, — ведётся за души людей. Всех людей — магов, оборотней, стихийников, вампиров и даже простеней. Вы сражаетесь за то, какой дорогой пойдет мир — Света, Сумрака или Тьмы; добра, безразличия или зла.
— Чушь это всё, — отрезала Вероника. — Каёмочка на блюде с пирогом, которая не имеет никакого отношения к его вкусовым качествам и начинке. Каждый сам решает, что принесут его поступки окружающим — добро, зло или станут ничем, бестолковой суетой. А что есть добро, зло и безразличие, каждый тоже определяет самостоятельно, Свет, Сумрак и Тьма тут ни при чём. Все бесконечные рассуждения о предпочтительности Тьмы, Сумрака и Света, которые ведутся в Троедворье, не более чем попытка самооправдания, желание скрыться от правды, страх признавать напрасность всех битв и убийств. А простени, что бы ни болтали агитаторы о битвах за их души, не имеют к нашей войне никакого отношения. Они даже не знают о ней, то есть не могут выбирать одну из трёх сторон. Простени существуют отдельно, в параллельном мире, которого троедворская война никак не касается.
— Так по-твоему всё зря?! — взъярилась Беркутова. — И мы все дураки?! А мой брат, оба моих сына — они погибли просто так, ни за что?!
— Да, — ответила Вероника.
Волхвы всего лишь на ступень выше лагвянов, но вампирка скована ограничителем силы. От утяжелённого волшбой кулачного удара Беркутовой Вероника уклониться не смогла, волхва сбила её на пол. Я выдернула из стоявшей на столе вазочки цветы и выплеснула слегка протухшую воду в лицо разъяренной магине.
— Тихо! — гаркнула я. — Сидеть.
Помогло. Волхва молча плюхнулась на стул. Вероника поднялась с пола, ощупала челюсть, с ненавистью посмотрела на ранговичку, но в драку не полезла, села за стол.
Беркутова вытерла лицо.
— Мои сыновья погибли не зря, — сказала она.
— Зря, — уверенно ответила я. — И доказать это легко. Людмила Николаевна, что вы будете делать после победы? — спросила я. Беркутова ответила непонимающим взглядом, и тогда я сказала для всего кафе: — Это и вас касается. Что вы будете делать после победы? Как будет выглядеть мир, когда его единственной основой станет Свет, Сумрак или Тьма?
