И он нетерпеливо шагнул к забору, за которым скрывалась Лерон.
— Чем займемся? Еплей?! То есть этим вашим сексом?! Вы что, дяденька?! — ужаснулась Лерон. — Я ж еще маленькая! Мне всего пятнадцать лет. Я девушка! Мне замуж выходить! Я только мужу своему первый раз дам и только после свадьбы!
— Разумно, — с унылым выражением лица кивнул нудист. — Уважаю… А может, за щеку возьмешь? А? Целкости твоей не убудет, а мне полегчает.
Лерон глаза вытаращила.
Додумался, конечно, дяденька — сказануть такое… Брать за щеку — это позволяют себе только поблядушки, вроде тех девчонок, которые находили когда-то на Берегу Слоновой Кости каменье херь и потом переезжали в Нижний Горький, а то и в Москву, сосайством и раздвиганием ног зарабатывали там себе на пропитание… а также на наряды, на квартиры, машины и поездки за границу.
Как-то раз одна такая деваха, бывшая деревенская, ныне городская, приезжала в родные края. Она прошла нелегкий путь от придорожной «соски» до менеджера фирмы, занимавшейся устройством развлечений для богатых людей (это именовалось шоу-бизнесом). Раньше звавшаяся Аней, эта русоволосая худышка теперь носила имя Анжелика и стала грудастой брюнеткой с неподвижным, словно окаменевшим лицом. Говорит, смеется, моргает, а в лице и не дрогнет ничего, ни морщиночки не возникнет, ну, чисто маска из папье-маше! Милка, подружка Лерон, была младшей сестрой Анжелики и говорила, что волосы у нее крашеные, титьки надувные (силиконовые), а в лицо что-то впрыснуто, вроде бы тот яд, который в протухших консервах образуется. Это нарочно так делается, чтоб все живое в лице умерло, чтобы мышцы онемели и не двигались, тогда старые морщины разглаживаются, а новые не образуются.
С собой Анжелика привезла пригожего, ладного такого молодого человека по имени Андрюшка. Красивенький, темноглазый, словно бы выточенный весь… Он был Анжелике не муж, а просто сударик. Анжелика кричала на него матом, а он бегал за ней, как собачонка, и только улыбался угодливо. За столом по первому движению ее ресниц (ресницы все же еще живыми оставались, шевелящимися, хлопающими, только очень сильно мохнатыми были от туши) клал ей руку на колени и переползал между ними повыше… А Анжелика брезгливо кривила губки и хлестала его ладонью (не тронь, мол, похабник!), словно не она сама его к этому вынудила.
Андрюшка игриво улыбался, отдергивал руку и втихомолку, чтоб никто не видел, дул на нее (видать, била Анжелика не щадя, с оттяжкою!).
