Прижимаю машину к самой траве. Сейчас ты у меня, голубчик, поцелуешь землю.
Фигура ближе. Стоит?! Ах, ты!
Налетаем как вихрь. Не выдержал, плюхнулся. Ну вот, это — другое дело!..
Лихо закладываю машину в глубокий боевой разворот, выпускаю шасси, сажусь. Рулю мимо старта к своей стоянке. Коренастый, смеясь, грезит мне кулаком. Вглядываюсь, и сердце мое обрывается: генерал! Командир корпуса Логинов…
Я зашел в штаб полистать свою летную книжку: все ли полеты записаны.
Июнь. Июль. Август… Начало сентября. Книжка жжет руки. Каждая строка в ней — драма, трагедия, ужас. Каждая буква написана кровью. Тоскливо сжимается сердце: мы бьем врага, но враг-то… в нашем доме!
"Харьковский аэродром". "Курск, станция товарная". "Брянск, вокзал товарный". "Ржевская группировка". "Аэродром Балбасово". "Танки под Воронежем"…
Наши бомбы рвут родную землю! До чего ж обидно!
Сорок второй год. Чаша весов часто склоняется на сторону врага. Против нас многие государства Европы. Их солдаты топчут нашу землю, убивают, грабят, жгут. Их родина далеко — там, за горами. Солдаты спокойны. Их семьи в безопасности. Русским их никогда не достать. Никогда!
Час расплаты? Это невозможно! Горы. Далеко. Русским сюда никогда не дойти. Никогда! Но русские долетели.
Июль: Кенигсберг, Кенигсберг. Наконец-то! Бомбы рвутся на фашистской земле!
Август: Данциг! Берлин! Берлин! По фашистской Германии!
А теперь — по ее союзникам. Сегодня мы со своими "поздравлениями" идем на Будапешт. Там — праздник. Чей-то день рождения, какого-то фашистского высокого лица. Там собралась вся фашистская нечисть из государств, воюющих против нас.
Будапешт, это уже сложнее, чем на Берлин. Во-первых, дальше и, во-вторых, курс не строго на запад. В полете на обратном пути почти отпадает важный фактор попутного ветра. Здесь нужно ухо держать востро. Ох, трудный будет этот полет.
Сборы. Подвеска бомб. Заправка горючим. Перелет в Лугу, на аэродром "подскока".. В целях маскировки на тюле — деревянные лошадки с мочальными хвостами, фальшивые "копны" сена. Самолеты в кустах, вдоль опушек леса накрыты сетками, чехлами, срубленными ветками. Все чин по чину. Даже в воздухе рокот фашистского разведчика. Ищет, проклятый.
День, как назло, выдался жаркий. Горючее в баках расширилось и потекло из пробок. Пришлось сливать. Жалко до слез. Каждый грамм на счету.
По экипажам ползут неприятные слухи: синоптики колдуют плохую погоду. Что они — ошалели, что ли? Небо — синь-бирюза. Ни облачка! Плохая погода. Откуда?
