— Гм. Да… — говорит он, садясь за стол, и обеими руками крепко потирает себе лицо.
Он хочет что-то сказать и не решается. Соображаю — что? Догадываюсь: задание. Ответственное и, очевидно, опасное. Если он не решается, мнется, значит, опасное. Волнение командира передается и мне. Говорю почти шепотом:
— Товарищ командир, я готов на выполнение любого задания.
Он бросает на меня быстрый взгляд.
— Спасибо. Я это знал. — Чуть-чуть улыбнулся. — И там, "наверху", тоже знали. Словом, ты угадал — задание.
Потянувшись рукой, он, не глядя, взял стоявшую в углу свернутую в рулон карту, развернул ее на столе и прижал углы тяжелым пресс-папье и пепельницей.
— Полетите вот сюда… под Варшаву. Я удивленно откинулся в кресле.
— Под Варшаву?! Товарищ командир, так нам же не хватит ночного времени!
Щербаков вздохнул, постучал пальцем по столу. — Вот то-то и оно, что не хватит. Об этом и речь.
Так вот оно что! В груди у меня холодок, азартное волнение. Мелькнула мысль: "Задание Верховного Главнокомандования?"
— А… это что, важно?
— Очень. Сказано: "Даже ценой экипажа!" Вот как.
Молчание. Я взвешиваю обстановку. Мысли идут стройной чередой: "Ценой экипажа? Ерунда! Как-нибудь это дело обмозгуем. Важно долететь туда, это ясно. Ну и… конечно, важно вернуться обратно! Но это уж мое дело". Я уже увлечен заданием.
— А что мы там должны проделать?
— Сбросить на парашютах четыре человека и груз.
Четыре человека! Я уже догадываюсь, что это за "человеки". Разведчики. И конечно, большие, раз задание "сверху". Я уже не могу сидеть спокойно. Вскакиваю с кресла, вытягиваюсь по стойке "смирно".
— Товарищ командир, я готов!
Щербаков вздыхает, убирает карту со стола, долго-долго окручивает ее в рулон. Я вижу, он хочет что-то спросить. Жду. Наконец он решается. Поднимает голову и смотрит на меня с "вскрываемым интересом.
— Ты вообще-то, между нами говоря, понимаешь, что это значит — нехватка ночного времени?
— Понимаю, товарищ командир. На обратном пути, где-то возле линии фронта, нас, возможно, собьют истребители.
— Ну, и на что ты надеешься? Я пожал плечами.
— На случай. И на обстановку. Сейчас трудно сказать. Там видно будет.
Командир опустил глаза. Нет, он не такого хотел от меня ответа, я это видел отлично. И я уже знаю, о чем он хотел бы еще спросить. Он хочет знать: почему я с такой готовностью соглашаюсь на этот полет?
Откровенно говоря, я и сам не знал точно — почему. Просто хотелось — и все. Нельзя, конечно, принижать достоинства врага, но не нужно их и преувеличивать. Мы ведь тоже не лыком шиты. Ну, а основную роль играл, наверное, фактор доверия. Задание "сверху", да еще персональное — это, это… Недаром же мы говорим: "Служу Советскому Союзу!" Вот ему-то я и должен послужить.
