Луна высвечивает двух человек — мужчину и женщину — на мягкой, широкой тахте. Голых. Срамных…
Вот написал «срамных» и тут же спохватился — что может быть прекрасней нагого человеческого тела!?. Если тело то молодо и красиво!
Это во мне говорит человек вчерашнего дня и до сих пор продолжающего жить во дне вчерашнем… Так что, делайте поправку на мой возраст и на день сегодняшний!..
Голых! Срамных! Довольных! Только уставших друг от друга, от неистовой пляски любви.
Молчит Насима Нуршина, молчит Сергей Гаранин. И перед гаранинскими глазами — автомобиль. Помешался он на нём, что ли?!.
Сергей Гаранин понимал, что другой такой случай, купить — без всяких очередей! — машину, вряд ли представиться. Местные водилы не припомнят, чтобы за перевыполнение плана премировали внеочередной покупкой автомобиля.
Можно, конечно, и подождать несколько лет, поднакопить денежек и стать в общую очередь…Нет! Общая очередь не для него! Общая очередь — это годы утомительного ожидания. А, чтобы спрессовать время, убыстрить прохождение очереди, необходимо переплачивать, отдавать свои, горбом нажитые денежки различным маклерам, подвизающимся в больших города при ненавязчивом сервисе, дельцам, присосавшимся, как пиявка к телу, к всемирному прогрессу и к паюсной икре.
Насима прижимается к Сергею Гаранину, Насима вжимается в Сергея Гаранина…Что бы там ни говорили, какими бы словами на называли Насиму, но тело её прекрасно. Обладать такой женщиной — себя уважать!
— Насима!
— Что, милый ты мой? Что, родненький? Что, славненький?
— Ты пошла бы за меня замуж?
Голова Насимы приподнимается, опираясь подбородком в ладонь. Её ещё влажные, но уже настороженные глаза, смотрят в подсвеченные луною глаза любовника.
— А зачем тебе это нужно?
— Ну, допустим, я тебя люблю.
— Врёшь, родненький мой. Врёшь, золотко моё…Неинтересно тебе тогда со мною будет. С мужем я во французскую любовь не играю.
Сергей Гаранин хмурится.
— Нет, ты ответь, Насима, я…я серьёзно?
Насима отодвигается от Гаранина, переворачивается на спину, — хороша, ничего не скажешь! — достаёт с прикроватной тумбочки сигарету, прикуривает от газовой зажигалки.
Гаранин шевелит ноздрями, он не выносит в квартире табачного дыма. И, — в этом он старомоден! — на дух не переносит курящих женщин. Целоваться с курящей, что — с пепельницей! Насима это знает и старается при Гаранине не курить.
А тут… пыхнула в лицо Гаранина дымком.
— Нет, Сергей, за тебя бы я никогда не пошла замуж. У меня уже есть такой… чумазый.
