Колючая Арктика | страница 28



Не понял Кучу-кучу мальчика, потянулся мордой к маленькой ладошке, миг и… съел Кучу-кучу птичьего детеныша. Большой съел маленького!

Вильнула псина хвостом: "Ты этого хотел, малыш?"

Озлился мальчишка.

— Пошла вон, вонючая псина! Чтоб ты сдохла и песцы обглодали твои кости! — и пнул в бок, ничего не понимающего пса, вся вина которого состояла в том, что он еще плохо знал коварный человеческий язык.

А однажды отец сказал мальчонке, что Кучу-кучу собирается в дальнюю дорогу. Навсегда. Мальчишка уже знал, что такое — навсегда! Многие люди и животные тундры ушли из его короткой памяти навсегда. И нет от них оттуда ни весточки!

— Вот и хорошо! — обрадовался мальчишка. — Пусть уходит злой Кучу-кучу — пожиратель детенышей! — навсегда.

А мать сказала, дав мальчишке кусок мяса:

— Отнеси собаке, пусть порадуется перед длинной дорогой…

Мальчик не отдал собаке ее последнее мясо, показал только дразня, съел сам и на прощанье пнул ногою удивленного пса…

Потом он увидел шкуру Кучу-кучу. Гладкую, аккуратно расчесанную шкуру с блестящим, как снег под лучами уходящего на зимовку солнца, искрящимся мехом…

Мальчишка еще многого не понимал, но тут он вдруг понял главное: он совершил кощунство — обидел перед смертью своего доверчивого друга. И только сейчас до него дошел истинный смысл такого простого слова «навсегда». Навсегда — это… Это, когда и захотел бы, но уже не у кого просить прощения! Навсегда — это и значит навсегда.

Мальчишка станет взрослым, повидает много смертей на своем веку, но Кучу-кучу не уйдет из памяти.

"Много с той поры в тундре выпало и растаяло снегов. Жизнь не раз испытывала меня на человечность, то даря, то отнимая радость истинной дружбы. И я не раз утверждался в том, что в мире человеческих отношений нет большей ценности и утраты, чем доверие."

— Не надо, Семен, — повторил Кучаев, — ты устал, вот уж скоро утро, расслабся. Давай говорить о женщинах, Семен. О женщинах всегда приятно говорить. Говорят, татарочка одна на тебя заглядывается…

— У нее есть муж, Максим. И — дочь.

— Дочь!? Первый раз слышу!

— Вначале дочь жила у родителей Насимы в Казани, а недавно — большая уже девочка! — переехала в Черский. Но, хватит об этом, сам не знаю, что из этого выйдет!.. Однако, Максим, тебе надо было стать врачом, а не писателем! Компрессики прикладываешь к моему сердцу.

— Однако, ты много говоришь, Семен.

— Ага. Значит тебе показалось, что я много говорю? Северный человек и… много, много говорит?.. Ты прав, Максим, я сегодня очень много говорю. Но у меня в оправдание есть две уважительных причины. Две, а не одна!