Жила в замке и мать князя, престарелая княгиня Катрина Соло. Она была больна, немощна и почти не выходила из своей комнаты. От нее неприятностей Грэм ожидал на порядок меньше, чем от всех остальных. Князь, однако, утверждал, что она добрейшая женщина. Но, если верить его словам, все его родные были добрейшими, исполненными милосердия людьми, готовыми с распростертыми объятиями встретить незаконнорожденного наследника…
Больше никакой родни у князя не имелось. Еще в замке жили слуги, но их было немного: нескольких горничных, повариха, экономка, учителя княжон (они, впрочем, не жили постоянно в доме), конюх и еще кто-то по мелочи. Для княжеского дома это было более чем скромно.
Чем ближе они подъезжали к замку, тем отчетливее Грэм ощущал, как в нем понемногу нарастает паника. Его мучили дурные предчувствия, и благодушные увещевания князя вовсе не успокаивали. Грэм никак не мог решить, то ли князь непозволительно беспечен, то ли слишком верит в добродетели своей жены. Ведь он собирался притащить домой некоего уличного мальчишку и спокойно и без всякого смущения заявить супруге: прости, дорогая, я четырнадцать лет назад согрешил и совершенно случайно на днях узнал, что у меня есть сын от другой женщины. Прошу любить и жаловать. Что ж, что незаконный, я хочу его наследником земель и титула сделать… Дочки все равно не наследуют… Занавес. Ответную тираду княгини Грэм предпочитал до поры, до времени не представлять даже в общих чертах.
По пути им пришлось заехать в два города, и повсюду князь встречал знакомых. Все они пристально и не слишком вежливо принимались разглядывать Грэма, и его это невероятно злило. Видя его неудовольствие, тактичный князь всякий раз уводил разговор в сторону, отвлекая внимание собеседников от мальчика.
На третий день они пересекли границу земель князя, слева и справа потянулись поля. Люди, которые встречались им на дороге — крестьяне ли, арендаторы ли или небогатые нобили-соседи, — все почтительно кланялись. Наверное, князь — хороший лендлорд, решил Грэм, иначе его не встречали бы с таким дружелюбием и уважением. И все эти люди с простодушным любопытством разглядывали Грэма и на всякий случай кланялись ему так же, как своему лендлорду.
К полудню поля по сторонам дороги снова сменились лесом. Вскоре, однако, Грэм понял, что это не лес, а парк, только очень запущенный. Приглядевшись, можно было заметить некоторую упорядоченность планировки, точнее, следы ее. Кое-где даже виднелись остатки покосившейся кованой ограды, почти целиком скрытой вьющимися растениями. Парком очень давно никто не занимался, и он зарос настолько, что по дикости вовсе не уступал окрестным лесам, и уже совершенно непонятно было, как он планировался изначально. Грэм очень удивился тому, что князь, придающий такое значение внешнему виду вещей, безобразно запустил собственный парк.
