* * * *
Пол-окна занимала багровая лента заката, на которую сверху давили тяжелые свинцовые облака. Все в гостиной приобрело красноватый оттенок, но было еще достаточно светло, и Иван не включал электричества. Расхаживая по пушистому ковру, он говорил:
— Скучища здесь, Ната. Телек посмотришь, книжку почитаешь, в шахматишки с Эдиком сбацаешь — а больше делать нечего. Ладно — зелень скоро попрет, хучь в огороде поковыряюсь.
Думал же он совсем о другом.
— Чудной ты, Ванька, — мягко сказала Наташа. — Кандидат, а излагаешь, как пьяный сапожник.
— Пьяный сапожник — это тавтология, — изрек Иван, думая о своем.
"Положеньице — хуже некуда… Ходишь под дубиной, и ничего нельзя сделать. Ничего! Какое же я имею право заставлять ее надеяться? Собственник. Частник. Куркуль! Мое — значит, мое… Как же, все деликатно отмалчиваются… Бенц молодец, гусарская кость: "Ну что ты ее мучаешь?" Это, наверное, за всех. Правильно, Мишка, брякнул! Прямо по темечку. Молодец, Мишка. Да, мучаю. Да, да и да. Потому что не могу без нее… Что делать-то, ребятишки?"
— Иван, я тебя не узнаю, — сказала Наташа. — Посмотри на себя. Осунулся, как бродяга. Срочно бери отпуск! Нельзя же, в конце концов, совсем без отпуска.
— Угу.
"Давай думать по порядку. В чем слабость контрагента? В конструкции? Нет. В защите? Тем более. Питание. Питание автономное. Может, здесь? Нет, чушь, неуязвим. Сработано на совесть… Так, так — сработано. А что? Мы-то чем хуже? Главное — материальная база, а соорудить собственного противоконтрагента дело времени. Та-ак".
— Кофе не изволите? — угодливо спросил Иван.
— Будьте так любезны, — сказала Наташа.
В японской стенке, той еще, со старой квартиры, неожиданно обнаружилась нераспечатанная коробка "Птичьего молока".
"Вот осел, ей-богу. Забыть о конфетах! Эгоцентрист занюханный, аномалия ходячая… Стоп, вот он — выход! Эта ходячая магнитная аномалия, контрагент этот, он же сам себя обнаружит, поскольку всегда таскает с собой гравиблок. Вот так, дядя. Мы для тебя состряпаем такую установочку, что пальчики оближешь".
— Ты-то оближешь, а я?
Иван поймал себя на том, что уже вскрыл коробку и несет ко рту конфету.
— Не быть тебе разведчиком — во сне проболтаешься, — сказала Наташа. — А ну, гони конфеты, сквалыга.
— Знаешь что, Натка? Знаешь что?.. Выходи за меня замуж, — сияя, как надраенный самовар, сказал Иван.
— За такого мрачного типа — замуж? Шутить изволите…
В это время солнце село, стало темно, и из середины комнаты, где любил проецироваться Эрэф, послышалось деликатное старческое покашливание. Они мигом очутились по разным углам японского дивана…
