Но она не могла заставить себя произнести хоть слово. Сказать «да» — это значит отказаться от самой себя, от своей воли и желаний, однако она, готова была пойти на это. Она видела в глазах сэра Стивена страстное желание обладать ею, и ее возбуждал его голодный взгляд. Она, может быть, даже с большим нетерпением, чем он сам, ждала того момента, когда его руки или губы прикоснутся к ней. И как скоро это произойдет зависело только от нее. Но ее тело говорило «нет» — хлыст и плети сделали свое дело.
В комнате было очень тихо, и казалось, что даже само время остановилось. Но вот желание пересилило страх в душе О., и она, наконец, произнесла столь долгожданные слова. Нервное напряжение было так велико, что мгновением позже О. почувствовала как огромная слабость охватывает ее, и она медленно начинает сползать на пол.
Словно через ватную стену, она услышала голос сэра Стивена, говоривший, что страх ей тоже очень к лицу. Но разговаривал он не с ней, а с Рене. О. почему-то показалось, что сэр Стивен сдерживает в себе желание подойти к ней, и она пожалела о его нерешительности. Она открыла глаза и посмотрела на своего возлюбленного. О. вдруг с ужасом подумала, не увидел ли Рене чего такого в ее взгляде, что он мог бы принять за измену. Желание отдаться сэру Стивену О. не считала изменой, поскольку это желание зародилось в ней с молчаливого согласия самого Рене или даже, скорее, по его приказу. И все же она не была до конца уверена в том, что ее возлюбленный не сердится на нее. Малейшего его жеста или знака было бы достаточно, чтобы она навсегда забыла о существовании такого мужчины, как сэр Стивен. Но знака не последовало. Вместо этого, Рене попросил ее (вот уже в третий раз) дать им ответ. О., помедлив секунду, прошептала:
— Я согласна на все. Я ваша. Делайте со мной все, что хотите. — Она опустила глаза и еле слышно добавила: — Я бы только хотела знать, будут ли меня бить плетью?
Повисла долгая тишина, и О. успела многократно раскаяться в том, что задала свой глупый вопрос. Наконец сэр Стивен ответил:
— Иногда.
Потом О. услышала, как чиркнула о коробок спичка и звякнули стаканы, — видимо, кто-то из них наливал себе виски. Рене молчал. Он не желал вступать в разговор.
— Я, конечно, могу согласиться и все что угодно пообещать вам, но вытерпеть этого я не смогу.
— А это и не нужно. Вы можете кричать и плакать, когда вам захочется. Мы не запрещаем вам этого, — снова раздался голос англичанина.
