Том четвертый. [Произведения] | страница 32

— Дурных последствий не будет! я с Софьей Григорьевной будем стоять за дверьми…

— Если так, то конечно… Но ежели он не внемлет?

Порфирий Петрович стал в тупик. Что, в самом деле, ежели он не внемлет? Воображению его представлялись картины горестного свойства, между которыми самая утешительная изображала Махоркина, пожирающего Тисочку одним глотком.

— Однако ж попробуем, — сказал Вологжаиин.

Порфирий Петрович вздохнул свободнее. Он был в таком безнадежном положении, что малейшее поощрение постороннего лица уже представлялось ему как признак несомненного избавления от ниспосланной ему напасти.

— Стало быть… по рукам! — сказал он, повеселев.

Затем оба вошли в гостиную, где ожидала их Софья Григорьевна все в том же положении, в каком они оставили ее перед уходом в кабинет.

— Иван Павлыч сделал нам честь, — сказал Порфирий Петрович, подводя Вологжанина за руку.

— Очень приятно, — отвечала Софья Григорьевна. — Тисочка! ты можешь войти, душечка.

Иван Павлыч, как и следовало, поцеловал руку у будущей maman. В это время Тисочка, по обыкновению, кубариком подкатилась к родителям.

— Иван Павлыч делает тебе честь, — сказала ей Софья Григорьевна, любезно улыбаясь.

— Очень приятно, — отвечала, приседая, Тисочка, нисколько не изменившись в лице и не шевельнув ни одним мускулом.

Иван Павлыч поцеловал руку и у нее.

— Ну, стало быть, можно вас поздравить… очень приятно! — произнес Порфирий Петрович, — поздравляю!

Последовали взаимные поздравления и лобызания, после чего начался совершенно родственный и интимный разговор.

— Надо, Порфирий Петрович, представить Ивана Павлыча папеньке Григорию Семенычу, — сказала Софья Григорьевна, — и познакомить с дяденькой Семеном Семенычем и сестрицей Людмилой Григорьевной.

— Это необходимо, — отвечал Порфирий Петрович, — милости просим завтра вечерком вместе с нами.

Иван Павлыч сел подле невесты на диване, Порфирий Петрович расположился на кресле подле Ивана Павлыча, а Софья Григорьевна на диване же по другую сторону Тисочки. Таким образом, они представили из себя прелестнейшую семейную картину в фламандском вкусе. Иван Павлыч, по-видимому, очень желал сказать невесте что-нибудь приятное, но не находил слов, и потому ограничился лишь пристальным и маслянистым взглядом, в котором окунул всю маленькую особу Тисочки. Софья Григорьевна не могла достаточно налюбоваться на милую парочку и выражала свою душевную радость лишь движением губ и ноздрей. Порфирий Петрович, с своей стороны, тоже не желая нарушить картину безмятежного счастья, только притопывал ножкой и барабанил пальцами по коленке песню о чижике.