Хозяин антикварной лавки на улице Эдуарда VII рассказал Климу что шанхайские содержатели ломбардов озолотились на русских. Беженцы приносили камни, меха, даже иконы.
– Плохи у них дела, – качал головой старый антиквар. – У соседа-кондитера женщина витрину разбила, он полицию вызвал, чтоб разобрались. Оказалось, у этой дамы двое маленьких детей. Они три дня ничего не ели. Мать увидела пирожные и за кирпич схватилась.
У Богоявленской церкви[14] – грязь, шум, теснота. Заросший солдат, член Православной дружины, разливал суп из бадьи. Очередь с мисками тянулась через двор, конец ее исчезал на улице.
– Нас тут уже шесть тысяч, – сказал пожилой ротмистр. Достал из сапога ложку, отер полой. – Поезда каждый день подвозят народ с севера.
Обедать садились прямо на землю.
– Говорят, в Австралию телеграмму послали – чтоб нас туда отправить.
– Держи карман шире. У них специальный закон о переселенцах есть: лицам, не имеющим средств к существованию, въезд воспрещен.
Мыло для стирки взвешивали на аптечных весах.
– По одному куску в руки!
Очередь за ведром – воды принести. Очередь на веревку – белье посушить.
К ограде подкатила телега. Добротно одетый человек спрыгнул на мостовую:
– Десять человек на бойню – кишки таскать. Есть желающие?
Толпа всколыхнулась, кинулась к благодетелю.
– Я! Я! Я готов!
В русском консульстве все то же самое: усталые казаки, раненые в грязных бинтах, мамочки с детьми.
Клим поймал на лестнице растрепанную секретаршу.
– Консульство закрыто! Нам денег не перечисляют с семнадцатого года. Чем можем, тем помогаем. Куда?! – рявкнула она, увидев, как двое солдат вошли в уборную. – Не сметь портянки в раковине полоскать! Замок повешу!
Те стояли понурясь.
– Да мы руки помыть…
– Не сметь руки мыть! Здесь вам не баня!
Секретарша убежала.
– Вот злыдня какая, – покачал головой батюшка, сидевший на подоконнике. – Воды ей для православных жалко.
– Отец Серафим? – удивился Клим. – И ты здесь?
Батюшка встал – мятый подрясник, дырявые сапоги.
– Беда нам в этом Шанхае. Сходил к епископу нашему, Симону: дайте, говорю, службу – пропадаю ведь. А он: «Могу только за штатом оставить». Мне хоть куда – хоть механиком, хоть электриком: я все умею, – лишь бы деньжат чуть-чуть заработать. – Отец Серафим закашлялся. – Лихорадит меня. Давеча пошел доски пилить – без благословения. Сказали, что булку с чаем дадут. А там дождь как из ведра. Просквозило…
– Матушка твоя как? – спросил Клим.
