Гости, приглашенные на презентацию, сгрудились вокруг шкафа. Послышались сдержанные смешки. Большинство, конечно, поняли, что это не шутка Турчинского, но дело было сделано. Его видели все. Александр Федорович не представлял, как в дальнейшем будет смотреть людям в глаза.
Партнеры быстро разъехались, секретарша вызвала милицию и врача. Позавчерашний день Александр Федорович провел в больнице, где его пытались отмыть, а также отвечал на вопросы следователя.
Но рассказать он фактически ничего не мог.
Он помнил, как вышел из кабинета в туалет, расположенный сразу за демонстрационным залом. В туалете, в соседней кабинке, кто-то был. Когда Александр Федорович вышел, к нему в одно мгновение подскочили сзади – и в шею воткнулась тончайшая игла. Очнулся он довольно быстро, но уже в шкафу в описанном состоянии. Слышал все, что говорилось в помещении. Поняв, что все партнеры приехали на какую-то презентацию, он молился только об одном: чтобы никто не полез в шкаф. Надежда была на теплую погоду. Но не повезло…
Ни Турчинский, ни охрана не представляли, как кто-то посторонний мог незаметно проникнуть в здание и засесть в кабинке туалета. А потом так же незаметно выйти?
– На складе мог скрываться? – спросила Зойка.
Александр Федорович пожал плечами.
– А если проникли заранее, а в нужный день переместились в туалет? – не отставала Зойка.
Турчинский опять вяло пожал плечами.
Насколько я поняла, он пребывал в состоянии депрессии не от укола – он считал, что его бизнесу пришел конец. Он не представлял, как в дальнейшем поведут себя с ним его партнеры. А ведь на эту треклятую презентацию собрались все, с кем он работал. Все видели его позор.
– Ты хоть напился вчера-позавчера? – посмотрела на Турчинского Зойка.
– Он не пьет, – ответила вместо Александра Федоровича его жена. – Ему нельзя. Лучше бы пил, честно говоря, – вздохнула женщина.
Зойка на мгновение задумалась, а потом в приказном порядке велела нам с супругой Александра Федоровича покинуть спальню, в которой мы сидели до сих пор. Сам Турчинский возлежал на большой двуспальной кровати.
Я подхватила женщину под локоток, переглянулась с Зойкой, и мы с Турчинской отправились на кухню. Это мое любимое место в каждом доме.
– Она ему поможет? – с надеждой спросила меня Рита.
– Она сделает все, что в ее силах. Вы же знаете, – изобразила я легкую улыбку и с вожделением посмотрела на коробку датского печенья, стоявшую открытой на столе.
Но Турчинская за направлением моего жадного взгляда не следила, она вздыхала и сокрушалась по поводу здоровья мужа и дочери. Дочь в настоящий момент отсутствовала – шли занятия в гимназии. Периоды излишней возбудимости и депрессии регулярно повторяются, опять причитала Маргарита. И девочка им с отцом так ничего и не рассказала пока. Она молчит. И врачи из нее ничего не вытянули.
