«Я никогда не думала, что это такая пытка быть среди осужденных на смерть, - говорила мне сестра. - Вокруг меня двигались живые люди, они кое-как налаживали свое повседневное существование. Привыкали к нам, мы привыкали к ним. И вот стучит автомобиль. Каждый ждет - не за ним ли? Еще ужасно было, если приводили кого-нибудь очень одухотворенного, очень светлого. Тогда мы знали, что это обреченный на смерть. Всё культурное, выделяющееся, высокое большевиков задевает. В них ненасытная потребность истребить все лучшее».
Моральное превосходство сестер вызывало в палачах и тюремщиках смутное чувство подозрительности, тревоги, раздражения. Мельком упоминая о трудностях своей работы, сестры говорили, что им приходилось приспосабливаться к низкому уровню большевистских властей. Надо было себя упрощать, стараться затушевать интеллектуальную пропасть. Это было унизительно, но совершенно необходимо. А коменданты хвастались друг перед другом и перед руководителями Чрезвычайки своими сестрами. Сами распущенные и ленивые, они удивлялись неутомимости сестер. Все добивались, какой продолжительности у них рабочий день? Один из самых свирепых комендантов, Сорокин, звал свою сестру, не то шутя, не то с похвалой, «Милостивый Филарет».
Сестры сумели завоевать уважение этих людей, не знающих ни удержу, ни стыда. Развратные - они при сестрах еще сдерживались. Жестокие - они порой оказывали по просьбе сестер ту или иную милость. Уверенные в своей безнаказанности по отношению к сестрам, они все-таки не переходили известной черты.
Быть может, даже сестры, с их монашеской мягкой сдержанностью, пробуждали в этих озверевших людях какие-то смутные проблески совести. Комендант Авдохин взял раз сестру за руку.
- Ох, сестра, нехорошо мне, голова горит.
- Что с Вами? Разве что-нибудь особенное случилось?
Сестра знала, что в те дни Авдохин замучил много народу.
Но ведь это были не первые его жертвы. Маленькие черные глаза коменданта впились в лицо сестры.
- Ох, сестра, не любите Вы меня.
- Как я могу Вас любить, что между нами общего? Вы, комендант, делаете свое дело. Я - сестра, у меня свое дело.
Тогда он жаловался другой сестре:
- Спать не могу. Всю ночь мертвецы лезут…
Такие речи редко срывались с уст деятелей Чрезвычайки. Они творили свою кровавую работу, самоуверенно и дерзко, не боясь человеческого, а тем более Божеского правосудия. Если бы им почудилось, что в сестрах таится хоть что-нибудь опасное для них, расправа была бы коротка. Но сестры были осторожны.
