Он развязал веревку на поясе, отрезал кинжалом небольшой кусок и быстро наложил жгут повыше раны, из которой толчками била кровь. Затем склонился над Гридом — тот, запрокинув голову, лежал в кресле.
Дела молодого трога были плохи. Безнадежны, если говорить начистоту. Стрела, попавшая в правую половину шеи, вроде бы не задела сонную артерию, но наполовину перерезала горло и проткнула мышечные ткани — кремневый наконечник вышел на два пальца под самым затылком. Возможно, в земной клинике сумели бы спасти ему жизнь, но Одинцов мог только продлить его агонию.
Тем не менее он срезал древко у самой кожи, потом, положив голову Грида себе на колено лицом вниз, сделал концом кинжала крестообразный надрез около кремневого острия и запустил пальцы в страшную рану. Юноша слабо дернулся, но сознание уже покинуло его. Одинцов нащупал закраину наконечника, сжал ее покрепче и резко дернул, протаскивая камень и дерево сквозь живую плоть. Грид захрипел, поток крови выплеснулся из сквозной раны.
Бормоча проклятья и стараясь зажать ладонью входное и выходное отверстия, Одинцов другой рукой отодрал длинный лоскут от своей набедренной повязки и начал заматывать им шею трога. Ткань сразу набухла кровью, потом кровотечение как будто приостановилось. Одинцов стащил с бедер остатки мокрой ткани, выжал ее и обмотал вокруг шеи Грида в пять или шесть слоев. Затем он достал из мешка свою рубаху, разорвал ее на бинты и занялся собственной ногой.
Ему надо было в ближайший час найти безопасное убежище, необитаемый островок, на котором можно отсидеться три-четыре дня. Он не сомневался, что Грид умрет — удивительно, как трог не погиб на месте! И он не питал иллюзий насчет своего ранения. Стрела пробила мягкую часть икры, не задев кость, не порвав связок, в другой ситуации он просто забинтовал бы эту дырку и позабыл о ней. Но сейчас его плоть ужалил кремневый наконечник, и Одинцов хорошо представлял все ужасающие последствия случившегося.
Троги никогда не пользовались отравленными стрелами, ибо в том не было нужды. Любая рана, нанесенная кремневым оружием — наконечником стрелы, копья или лезвием топора, — вскоре воспалялась из-за мельчайших каменных чешуек, отщепившихся при ударе и проникших в плоть. Дальнейшее было делом случая — либо живая ткань отторгала инородные тела и воспаление проходило, либо пораженное место начинало гноиться. Гангрена и смерть — тут не имелось других альтернатив!
Припомнив действия шамана Касса в подобных случаях, Одинцов разжевал сухой лишайник, размотал повязку на ноге и, морщась, затолкал жидкую кашицу поглубже в рану. Затем он снова туго забинтовал икру.
