— Но что я вам сделал? Томас?
— Каждый день я видел, как вы входили и выходили из отеля. И вместе с вами всегда была Целия. Но она наша женщина! Она не из ваших блудниц!
Старик стоял перед ними, высокий и гордый.
— При свете солнца и луны вы гуляли с ней, смеялись и не обращали на меня никакого внимания. Каждый день, каждый божий день, я видел, как вы касались ее рук, шептали ей какие-то слова, и моя ненависть к вам становилась такой же большой, как к тому другому американцу. Он приехал в прошлом году. Он тоже гулял и смеялся с Целией. Жалкий янки. Пропойца-турист. Целия смотрела на него, как на бога. Как смотрит теперь на вас. Она не замечала Старого Томаса. А ведь я был когда-то известным всей Мексике — от Оахаки до Гвадалахары и Монтеррея. Но Томас теперь старик. Он больше не может бегать по арене. Ни один бык уже не посмотрит на него. Тем более, женщина. Даже свиньи больше не уважают Старого Томаса, а люди плюют на него. На старика, которого забодал какой-то бык…
Он сделал резкое движение рукой и приподнял рубашку. На коричневой коже, пересекая весь бок и часть живота, тянулся широкий белый шрам, который остался от бычьего рога.
— Вы видите, сеньор? Это знак моей доблести! Знак профессии тореадора! Но что значат шрамы для юных женщин? Целия гуляет и смеется с вами. А годом раньше она ходила с другим. И вот однажды моя ненависть достигла предела. Я заманил его сюда в одну из ночей, и мы разыграли с ним корриду — мексиканский герой против глупого американского животного. Я убил его. Теперь ваш черед!
— Томас, я ничего против вас не имею. Вы старый человек….
— Я не старый! — с яростью закричал мексиканец и, подбежав к Роби Кибберу, замахнулся шпагой. — Это она считает меня старым! Глупая, глупая Целия! Каждый день она проходит мимо моей скамьи и даже не смотрит на меня. Каждый день в течение многих лет я смотрю на ее красивое лицо, на ее чудесную походку. И я говорю себе: «Нет! Эти янки ее не получат!» Я буду убивать любого, кто, приехав сюда, попытается вскружить ей голову. Одного, второго, третьего. Возможно, вас наберется дюжина, прежде чем меня поймают. Но вы ее не получите! Она моя!
Томас рассек воздух шпагой.
— Двигайся! Двигайся, янки! Не стой на месте! Беги! Нападай на меня! Сражайся со мной! Покажи свою удаль!
— Моя нога… Я не могу ходить.
— Тогда я заставлю тебя бегать!
Томас ударил его эфесом шпаги по лицу. Гнев заставил Роби забыть о боли в ноге. Он заковылял к старику, но тот проворно увернулся.
